Из тьмы

Тертлдав Гарри

Он сказал: “Я только что получил сообщение от полкового кристалломанта - Дьервар уничтожен. Пропал. Исчез. С карты. Исчез”. Он щелкнул пальцами, чтобы показать, насколько основательно разрушена столица Дьендьоса.

“Ну, это хорошо, не так ли, сэр?” - спросил другой лейтенант. “Если мы разгромим это место, это повредит Гонгам, не так ли?”

“О, Гонги бьют больно, все в порядке”, - сказал Дагарик. “Экрек Арпад мертв, и все в его клане тоже, насколько кто-либо может сказать. Те сукины дети, которые остались, все бегают

вокруг, как цыплята за топором ”.

“Тогда в чем дело, сэр?” - повторил другой младший офицер. “Если бы мы избавились от Дьервара, от Арпада...”

“Вот что не так”, - вмешался Дагарик. “Мы этого не делали. Мы не имели к этому никакого отношения. Куусаманцы разгромили Дьервара с помощью какого-то новомодного колдовства, которое они изобрели.”

“Силы внизу пожирают их”, - тихо сказал Леудаст. Он вспомнил, как ему повезло, что он выбрался живым после того, как альгарвейцы начали убивать каунианцев первой осенью их войны с Ункерлантом. Единственным ответом, который нашло его королевство, было убийство собственного народа - решение, которое, как он думал, никто, кроме Свеммеля, не мог себе представить.

Другой командир роты, сержант, спросил: “Можем ли мы сравниться с этим волшебством?”

Дагарик покачал головой. “Нет. Слантайз знает, как это сделать, а мы нет”.

“Это нехорошо”. Леудаст думал, что заговорил первым, но три или четыре командира рот сказали одно и то же более или менее одновременно.

“Конечно, это не так”, - сказал Дагарик. “Эти сукины дети занесут это над нашей головой, как дубинку, вот увидишь, если они этого не сделают. Но это не имеет никакого отношения к нашей работе здесь. Наша работа здесь - выбивать начинку из Гонгов, и сейчас как никогда важно, чтобы мы делали это хорошо и надлежащим образом ”.

“Как так получилось, сэр?” - спросил кто-то.

Командир полка издал раздраженный звук. “Чем больше мы захватим сейчас, тем лучше для нас будет. На данный момент мы все еще официально друзья с Куусамо. Но как долго это продлится? Остается только гадать. Поэтому мы хватаемся обеими руками, пока захват хорош ”.

“Имеет смысл”, - сказал Леудаст. “И дьендьосцы распадались на части против нас еще до того, как это произошло. Теперь, когда это произошло, они должны превратиться в кашу”.

“Я надеюсь, что они это сделают”, - сказал Дагарик. “Другой шанс заключается в том, что с этого момента они могут решить заставить нас платить столько, сколько смогут, потому что все потеряно. Я надеюсь, что они не попытаются этого сделать, но мы должны быть начеку. Я хочу, чтобы вы сообщили своим людям, что это может произойти. Не говорите им о Дьерваре, пока. У меня нет никаких указаний о том, как мы должны представить это им ”.

Леудаст чувствовал себя глупо, предупреждая своих солдат, что Гонги могут прийти в отчаяние, не сказав им почему. Однако никто не задавал вопросов; любопытство не поощрялось в армии ункерлантера. Он действительно сказал: “Мы будем знать лучше, когда увидим, как идут дела утром”.

Лежа

там, завернутый в одеяло, слушая, как не так далеко лопаются яйца - но почти все они летят на запад, падая среди жителей Дьендьоси, - он понял, что это может быть не так. Дагарик приказал ему скрыть новости о разрушении Дьервара от своих людей. Стали бы офицеры с другой стороны также скрывать это от косматых солдат, которых они вели? Он бы не удивился.

“Вперед!” - крикнул он, когда забрезжил первый свет. Люди пошли вперед. Гонги продолжали дробиться. На самом деле их распад был настолько быстрым и основательным, что Леудаст не мог сказать, знали ли они, что какое-то ужасное колдовство захватило их столицу. Ункерлант громил их армии до того, как пришли новости, и продолжал громить их сейчас.

Три дня спустя полк Дагарика был уже далеко у подножия гор Эльсунг. Посмотрев на восток, в том направлении, откуда он пришел, Леудаст не увидел ничего, кроме темно-зеленого моря, моря, которое простиралось до горизонта и далеко за его пределами. Впереди возвышались горные вершины. Даже летом они оставались окутанными снегом и туманом. Он не горел желанием подниматься в них выше. Он сделал это однажды, много лет назад, и обнаружил, что война в горах - более тяжелая работа за меньшее вознаграждение, чем любая другая, которую он встречал с тех пор.

Впрочем, ничего не поделаешь, подумал он и снова приказал людям идти вперед. Но затем, когда солнце садилось впереди, из-за покрытого лишайником валуна вышел дьендьосец с белым флагом. Он подождал, пока его узнают, кем он был, затем крикнул на ункерлантском с музыкальным акцентом: “Все кончено. Ты и слантейз победили нас. Мы больше не можем сражаться. Мы признаем это и сдаемся”.

“Силами свыше”, - прошептал Леудаст. “Я пережил это”. Эти четыре слова, казалось, сказали все, что нужно было сказать.

Краста перевела взгляд с богато украшенного пергамента на вальмиранского чиновника, который передал его ей. “Что это ?” - спросила она с отвращением; эти печати и штампы мало что для нее значили.

“Это то, что здесь написано, миледи”, - ответил лакей. “Оно призывает вас послезавтра предстать перед судом его Величества для дачи показаний относительно ваших отношений во время оккупации с неким обвиняемым альгарвейцем, а именно неким капитаном Лурканио”.

“С какой стати мне хотеть это делать?” Спросила Краста. Она не хотела этого делать; она не могла придумать ничего, что хотела бы делать меньше.

Но чиновник сказал: “По законам королевства, ваши желания здесь неуместны и несущественны. Получив эту повестку, вы обязаны явиться. Невыполнение этого требования приведет - не может, миледи, но, несомненно, приведет - к тому, что вы будете оштрафованы, или заключены в тюрьму, или и то, и другое. Хорошего дня.”

Он повернулся и зашагал по дорожке, прочь от особняка Красты. Она начала выкрикивать непристойности ему вслед, но вместо этого закончила шепотом. Она все еще надеялась на что-то вроде прощения от короля Гайнибу. Оскорбление одного из его слуг не помогло бы ей получить его.