Из тупика
Шрифт:
– Там... плохо, - сказал Спиридонов и снова с подозрением оглядел незавидное окружение Процаренуса.
Тогда Процаренус заметил ему - с вызовом:
– Вы не на моих адъютантов смотрите, а глядите правде в глаза... Я вас спрашиваю: что на Мурмане? Какова обстановка?
– На Мурмане есть все, кроме большевиков. Я всегда смотрю правде в глаза, товарищ Процаренус!
– А как это могло случиться?
– спросил Процаренус.
Спиридонов глянул на Безменова, и тот подтвердил:
– Нету большевиков
– А как это могло случиться?
– спросил Процаренус и кивнул на своих адъютантов: - Эти люди твердо стоят на советской платформе, а потому можете быть вполне откровенны...
Спиридонов рассказал, как было дело.
– Очень просто: самые сознательные выехали в Петроград, где, как им казалось, они будут нужнее. Менее сознательные разбрелись кто куда. Власть же захватили эсеры и авантюристы. А теперь они эту власть передоверили англичанам и белогвардейцам... Так что, я считаю, положение на Мурмане катастрофическое.
– А это кто такой с вами?
– спросил Процаренус о Безменове.
– Прораб с Мурманской дистанции.
– С Мурманской? А чего он здесь?
– Я бежал...
– сумрачно пояснил Безменов, стоя за стульями.
– Отчего бежали?
– повернулся к нему Процаренус.
– Причин много. А главное - не хочу жить в Мурманске, среди всякой контры. Ну и бежал.
Процаренус высмотрел фигуру начальника вокзала Буланова:
– Позовите сюда этого толстяка.
Безменов подозвал к столику начальника вокзала.
– Милейший, - сказал Буланову Процаренус, - через пять минут я должен быть в пути на Мурманск. Шесть вагонов штаба и один салон-вагон с моим личным конвоем...
– Товарищ, - ответил Буланов, - локомотива под паром нет. С углем плохо. Пока дровами... да они-то сырые!
Процаренус достал часы, увешанные ворохом брелоков.
– Или через пять минут вы будете расстреляны...
– За что?
– в ужасе отступил Буланов.
– За саботаж, направленный против власти. Видите ВЧК? Вот оно, собственной персоной. Товарищ Спиридонов, растолкуйте сказанное мною гражданину саботажнику.
Спиридонов долго подыскивал нужные слова.
– Яков Петрович, - нашел он их, - достаньте, пожалуйста, нам паровоз.
– Если только из депо... если успею... если успею?
– Откуда угодно. И какой угодно. Хоть маневровый. Чрезвычайный комиссар слишком торопится в Мурманск... Там, в Мурманске, - сказал Спиридонов Процаренусу, - сейчас весна, но все равно очень холодно. Советую вам одеться теплее...
Мимо окон ресторана скоро прочухал пыхтящий паровозик с лесопилки, и Процаренус захлопнул свои часики.
– Видите?
– сказал он, вставая.
– Пистолет к виску - и колеса крутятся... Товарищи адъютанты, прошу следовать за мною на приличной дистанции.
Двигая стульями, все встали и ушли.
– Павел, - сказал Спиридонов, -
– А меня что? Приглашали?
– Ну так я тебя приглашаю. Садись. Потолкуем о разных разностях. Вот ведь какие идиоты бывают на свете... Боюсь, как бы этот комиссар, яти его в душу, не натворил чего в Мурманске!
Остервенело ругаясь, визжала женщина. Бравый офицер таскал ее по заплеванным паркетам. Спиридонов достал маузер и выстрелил в потолок. Наступила тишина.
– Вот в таком разрезе, - сказал Спиридонов.
– И чтобы далее не шуметь...
Офицер оставил женщину и, вынув пистолет, тут же пустил себе пулю в лоб. Все произошло стремительно. Вытянулись шеи.
– Доигрались?
– сказал Спиридонов.
– Чего это он там?
– Да была причина... Она его наградила!
Спиридонов повернулся к Безменову.
– Видал, как офицерик себя шлепнул? Будто до ветру сходил. Просто! Нехороший признак, Павел. Перестали люди жалеть себя. От этого, чувствую, и война впереди будет жестокая - без жалости...
Павел Безменов признался:
– А я вот все думаю... Может, мне вернуться в Мурманск?
– Погоди. Не лезь поперед батьки в пекло.
* * *
Под пение фанфар и дробь барабанов открылся в Мурманске краевой съезд. На сцену клубного барака вынесли знамена: красное на одном древке с андреевским флагом, флаги Британии, Франции, Италии, Бельгии, Японии и Штатов Америки.
Процаренус вздрогнул, когда знамена Антанты взмахнули разом и грубая ткань флагдух коснулась его лица, словно наждачной бумагой. Башни крейсера "Глория" изрыгнули салют, приветствуя съезд, и Процаренус опять вздрогнул: он еще не привык и терялся.
– Товарищи!
– провозгласил сияющий Юрьев с трибуны.
– Мы счастливы, что наш съезд, скромно проводящий свою работу в тягчайших условиях раздора и провокаций, может приветствовать сегодня чрезвычайного комиссара товарища Процаренуса...
Было много речей, и адмирал Кэмпен сурово чеканил слова о готовности Англии поддержать краевой Совет Мурмана не только башнями крейсеров, но и маслом, досками (кстати, из Онеги), гвоздями, подошвами для сапог и шпалами в креозоте. Лятурнер - более скромный и сдержанный - зачитал заявление правительства Франции к населению Мурмана.
– Правительство Французской республики, - говорил Лятурнер, посматривая на Процаренуса, - не имеет намерения посягать на целостность русской территории и заявляет, что обладание Россией Мурманским краем представляется ему, этому правительству, вопросом исключительной важности, и оно рассматривает оборону Мурманского порта и железной дороги к нему от посягательств финно-германских аннексионистов как дело первостепенное...
Процаренус встал и пожал Лятурнеру руку.
– Я счастлив... счастлив был слышать!
– сказал он.