Из тупика
Шрифт:
– А что печатать?
– спросила барышня.
– Приказ! Стукай... Диктую: "Извещаю пролетариат всего мира, что империалисты тесным кольцом душат власть рабочих и крестьян... Просим пролетариат всех стран прислушаться к голосу честных бойцов Мурманской железной дороги и воздействовать на политику своих министров..."
...За отступающим отрядом Спиридонова бушевало пламя.
Отправили на Петрозаводск два эшелона с продовольствием. Станки с острова Попова тоже погрузили в вагоны.
–
– Путиловский... мне Путиловский!
– И когда Путиловский завод ему ответил, он прохрипел: - Броню... высылайте броню...
Трубка выпала из его руки. Голова рухнула на стол.
– Будет броня... десять листов, - ворковала трубка.
– Хорошо, - ответил Безменов, подходя.
– Спасибо...
– И вышел, затворив дверь.
– Тише, - сказал.
– Он уже спит...
Этот молодой парень ("пацан", как называл его Комлев) принял на себя всю ответственность: своей волей, никого не спрашивая, он открыл для страны новый фронт - первый фронт для борьбы с интервентами. Вся Антанта стояла сейчас против, и два одиноких "максима", выставив из кочкарника дула, простреливали вдоль рельсов каждого, кто появлялся на путях с севера...
* * *
Вода в котелке закипела, и Комлев высыпал в бурлящий кипяток горсть мучицы. Размешал ложкой, посолил. Гвоздь в сапоге натер ему ногу - было больно...
Еще раз Комлев перечитал послание от полковника Торнхилла: "...адмирал (надо понимать - Кэмпен) присовокупляет, что на берегу находятся многие сотни иностранных подданных и вооруженные отряды, а потому всякие действия, которые могут причинить вред окружающим, будут им немедленно прекращаемы и порядок будет восстановлен. Адмирал имеет распоряжение от своего правительства охранять подданных союзных нам держав, которые неминуемо окажутся в опасности, если Вы осуществите Ваши намерения".
Слова "Вы" и "Ваши" были написаны с большой буквы: уважая, угрожали. Комлев сложил письмо полковника Торнхилла, сунул его под пятку в сапог, чтобы не мешал гвоздь. Понюхал пар над котелком: пожалуй, скоро обедать.
Неожиданно дверь теплушки поехала на роликах в сторону, и в проеме дверей выросла фигура Тима Харченки.
– Есть, - сказал он, запрыгивая в вагон, - такая картина у моего земляка, профессора Репина. Называется она "Не ждали". Очинна проникновенная картина, прямо так и шибает в душу...
– Шибай и дальше, - ответил Комлев, сидя на корточках возле печурки. Это ты прав: мы такого хрена к столу не ждали.
Харченко, приосанясь, пошелестел бумажкой: формат бумажки и печать были такие же, как и в
– Вот и мандат!
– заявил.
– Прислан в твой отряд комиссаром. Ты да я нас двое, ррравняйсь!
– Выровняй и этих, - показал Комлев.
Из глубины вагона торчали черные пятки отдыхавших бойцов. Они, как побитые, вповалку лежали на нарах, обнимая свои винтовки: с оружием здесь не расставались - жизнь была начеку.
Гвоздь в сапоге проколол письмо полковника Торнхилла и снова жалил ногу. Комлев, морщась от боли, добавил в свое варево соли и брякнул ложкой по котелку:
– Ну что ж! Ты, комиссар, как раз к обеду явился. Сидай! Харченко принюхался:
– Клийстир, што ли? Брандахлыст мое почтение, как на каторге. Толичко благодарствуем покорно. Встал я сей день раненько, Дунька моя как раз оладьи спекла, мы уже сыты...
– А коли сыт, - ответил Комлев, - так чего притащился?
– А мы не побираться ходим... Вот и мандат!
– Дай твой мандат сюда, - протянул руку Комлев.
Сложил мандат и сунул его в сапог поверх письма Торнхилла; вот теперь было хорошо, гвоздь не мешал. У Тима Харченки даже глаза на лоб полезли от такой наглости.
– Да ты... Знаешь, кем подписано? Сам генерал Звегинцев меня в эту вашу поганую житуху окунул.
– Потому-то и не нуждаемся, чтобы ты "комиссарил". Мы таких, как ты, даже на племя оставлять не станем. Прямо на убой посылать будем... Не нравится?
– засмеялся Комлев.
– Проваливай!
Харченко выскочил из вагона, крикнул на прощание:
– Железной рукой революционной справедливости мы задушим власть насильников и посягателей... вот как!
Поезда еще выходили из Мурманска, во всяком случае - при оружии и смелости - за Кандалакшу выбраться было можно. Комлев похлебал баланды, достал маузер, натискал обойму желтыми головками патронов.
– Эй, ребята!
– обратился к нарам.
– Я пошел... Ежели не вернусь живым, разрешается отряду отойти вдоль дороги.
Шагая по шпалам, завернул в буфет, попросил пива. К нему из потемок подступил Небольсин - небритый.
– Я разговаривал с Песошниковым, - сообщил таинственно.
– Сейчас перегоняем к югу порожняк. Пока не обыскивают. Здесь - конец. И тебе. И отряду... Хочешь?..
– Хочу, - сказал Комлев.
– Песошникова я знаю, тебя тоже знаю, вы мужики ничего, с вами жить можно... Да только, инженер, посуди сам: уеду я, ведь радоваться все гады станут. Нет, брат, спасибо, моя статья - здесь оставаться.
– Глупо, - возразил Небольсин.
– Кому и что ты докажешь?..
* * *
Звегинцев был занят - Комлеву пришлось обождать в "предбаннике". Тем временем Звегинцев обламывал командира "Аскольда" - кавторанга Зилотти.