Из тупика
Шрифт:
Песошников сказал Ляуданскому:
– Ну, что, Мишка? Старое-то еще тянет тебя за ноги?
– У меня старое во какое... голова, вишь, как поседела.
– Вижу, поседела. Лучше бы она у тебя поумнела! Покаторжничал ты изрядно - второй раз сажать тебя неудобно. А стоило бы...
Но все отлично понимали, что это уже последний вздох проклятого "краевого прошлого" Мурмана. Между Мурманском и Спиридоновым бурлила белая армия, потерявшая выход к океану, она металась на дрезинах и бронепоездах и вдруг выкинула черное знамя с надписью: "Волчья
ИЗВЕСТИЯ МУРМАНСКОГО СОВЕТА
Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов No 1
Понедельник, 23 февраля 1920 г.
Товарищи!
В 3 часа дня 21 февраля в Мурманске пала власть гнилой буржуазии. Настала пора нашей общей, коллективной работы. Власть, захваченную нами и принадлежащую нам, необходимо закрепить так, чтобы снова не сбиться с прямой дороги (!)...
Революционная волна, всколыхнувшая нас, должна пробудить в нас самосознание, должна не только дать нам частичный тактический успех, но обновить нас и придать нам энергии и воодушевления...
Трезвость, спокойствие, порядок, усиленная работоспособность, дисциплина - пусть будут нашим девизом в эти дни. Бесчинства, грабежи, самоуправство, пьянство - пусть отпадут безвозвратно. От этого проклятого наследства буржуазного воспитания нам пора отказаться..."
Шла запись в партию большевиков. Желающих было немало, и машинист Песошников читал на собрании условия.
– Первое!
– говорил он в толпу.
– Желающие вступить в ряды нашей партии приносят с собой рекомендацию двух членов партии.
Из зала выкрики:
– Ишь ты, да где их взять-то, членов этих?
– Большаков у нас, верно, раз, два и обчелся!
– Песошников, к тебе же и пойдем все за рекомендацией...
Машинист поднял руку.
– Чего психуете?
– сказал.
– Я еще не закончил чтения...
– Валяй, - одобрили, и стало тихо.
Песошников встряхнул в руке бумагу - белую в черной руке.
– Случай далее. Мы знаем, что членов партии у нас на Мурмане ничтожно мало. И мы учли это. А потому желающий стать большевиком может принести просто отзыв о себе. Отзыв от группы товарищей с работы своей. Но уже не от лица двух человек, а от лица пятнадцати человек... Ясно?
– Ясно! Катай далее.
– А дальше так, - говорил Песошников, посверкивая глазами.
– Отзыв этот должен быть написан в таком плане, чтобы сообщили о прежнем и нынешнем отношении твоем к Советской власти. А также о порядочности и человеческой честности... Жуликов нам не надо!
Тут многие приуныли: насчет порядочности да честности за время интервенции было туговато. Песошников это понимал, но щадить никого не стал.
– Повторяю!
– выкрикнул.
– Человеческая честность и благородство души - главные условия для большевика... Всех остальных - не нужно! Алкоголиков тоже просим не беспокоиться: им дорога в партию, говорю это прямо, навсегда закрыта!..
От стола президиума метнулся к дверям Безменов, на ходу клея на макушку
– Эк, сорвался! Видать, вспомнил, что выпить пора пришла..
– Павлуха!
– остановил его машинист.
– Ты куда?
– Постой, я сейчас вернусь. Мы тут одно забыли... "И как же могли забыть?" - переживал Безменов, расхрустывая снег валенками. Быстро дошагал до бараков флотской роты. В темных помойках, зловеще и мрачно, проступали норы дезертиров. Вынул пистолет и палил в небо, пока не вылезла наружу заросшая сивым волосом голова - словно чумовой показался.
– Ты хто?
– прохрипел дяденька.
– Чего людей будишь?
– Я большевик, - сказал Безменов.
– А тебе, дяденька, не скушно ли там сидеть в кожуре от картошки? Выкладывай по чести: какой годик тамо-тко дремлешь?
– Кажись, на второй перебросило... А ты не шуми, - сказал дезертир, вертя башкой по сторонам.
– Эдак-то власть придет... и заломят тебе пятки к затылку!
– Вылезай!
– И Безменов подал дезертиру руку.
– Ты свое отвоевал. А власть, которой ты так боишься, давно кончилась... Третий день уже власть новая, понял?
Но не так-то легко было уговорить: народец тут жил пуганый.
– Эй, браток, - сказал дезертир, - мы бы и вылезли. Да ты, видать, плохо знаешь полковника Дилакторского... Он тебе пропишет по число перьвое, будешь бегать да в зад себе заглядывать!
– Нет больше полковника Дилакторского.
– Эва!
– причмокнул дезертир.
– А живуч был человек. Мы ево стреляли по ночам, да пули мимо отскакивали.
– Гробанули его штыками... штык взял его! Вылезай...
Дезертир сунулся обратно в нору, откуда тяжко и зловонно парило гниением пищевых отбросов. И слышался из земли его голос:
– Гаврики, слышь, большак-то что сказывает? Не тока властя новая, но даже, бает, Дилакторке ноги вытянули...
Безменов встал на корточки, сунул голову в нору:
– Да вылезай, мать вашу... Вам-то, сукиным детям, тепло там сидеть, а каково мне на морозе вас уговаривать!
– Будем. Дай руку. Да отойди подале - мы богато завшивели...
Глава девятая
Всему личному составу белой армии Миллера, при условии добровольной сдачи, Москва гарантировала жизнь: всем ответственным лицам так называемого Северного правительства, а также высшему офицерству Москва разрешала: сложив оружие, свободно выехать из пределов советской России.
Таков был гуманный ответ Москвы на демарш лорда Керзона...
Но, таясь по лесам и разъездам, не вся армия Миллера сложила оружие. И тогда красноармейцы пошли вперед - на Мурманск. Взломанный ударами бронепоездов "Карл Маркс", "Гандзя", "Советская Латвия", фронт белых затрещал, колеблясь, словно рвали старую жесть, и - лопнул... 2 марта бойцы Мурмана, качая штыками, вошли в старинную Сороку, - впереди лежал город Кемь. Там их встретили гордые женщины Поморья словами, сказанными нараспев: