Из тупика
Шрифт:
На столе тихонечко, словно боязливо, звякнул вдруг телефон.
– Чудеса, - сказал Небольсин, не веря своим ушам.
– Сымай... звонит ведь, - кивнул дядя Вася.
– Да нет, не может быть.
Но телефон уже звонил - в полный голос. Он звал, требовал, надрывался в настойчивом призыве.
– Да, - сказал Небольсин, срывая трубку, всю в пыли. В ответ - звонкий голос барышни:
– Из Петрограда - курьерский, "14-бис". Прошел станцию Лопарская, на подходе Тайбола... Приготовьте пути. Мурманск,
"Кто принял?" - подумал Небольсин и ответил:
– Как всегда - начальник дистанции... Соедините с Колой.
– Закрутилось, - гыгыкнул дядя Вася, дымя.
– Кола, Кола, - звал Небольсин.
– Кола, из Петрограда - курьерский, "14-бис", первый курьерский на Мурманск... Освободите свои пути, пропустите на Мурманск!
Он повесил трубку и улыбнулся:
– А чего же тут удивляться, дядя Вася? Дорога всегда есть дорога. И на то она создана, чтобы люди по ней спешили..
* * *
Люди спешили, задумываясь над счастьем.
Надо было готовить пути - под бегущее мимо окон счастье.
В добрый час!
Глава десятая
В снежном завале за Печенгой бойцы отыскали пограничный столб. Сбили с него орла, размахнувшего крылья над полярной теменью, и развернули красную звезду на запад. Так был возвращен народу громадный Северный край - на грани ночи, над обрывом в океан.
640 000 квадратных верст с населением тоже в 640 000 человек. Восхитительно точно на каждую душу по целой версте. До чего же широко и просторно живется человеку в этом краю!
Шумит над крышею звонкий лес под Шенкурском, стреляет по елкам красная белка, проходит медведь, вытряхивая из-под снега белую куропатку; а в реке плещется красноперая рыба.
Тогда мы еще не ведали, как подспудно богат русский север. Затаенно лежали, издревле храня свои тайны, нетронутые дикие земли Тогда - в эти первые годы - мы черпали богатства только поверху, что бросалось в глаза то и орали. Рыбу - сетями и мережами, белку - пулею в глаз, молевое бревно крутилось в порогах, и его хватали баграми дюжие дядьки на весенних запанях.
Северная красавица стыдлива: прошло немало лет, прежде чем нам до конца открылось ее лицо.
Это прекрасное лицо - лицо моей первой любви.
Я ничего не знаю прекраснее русского севера!
Глава одиннадцатая
Год 1920-й - год больших надежд и пламенных мечтаний.
Год холодный, голодный - замечательный год.
Люди оглядели друг друга и задумались о любви.
"Теперь - можно!"
* * *
– Что вы отворачиваетесь?
– сказал Женька Вальронд.
– Я вам говорю о деле... Теперь можно подумать о технике, пришло время. Флот разорен, и его надо создавать заново...
Молодой комдив ходил по тесной каюте сторожевика, а перед ним навытяжку стоял дивизионный механик.
– Вам, наверное, кажется, - продолжал
– Забыл, - слабенько оправдался механик.
– Вот видите... А из машины у вас тянет виндзейль, стационары же холостят. Так дальше нельзя!
– произнес Вальронд.
– Флот у нас пока маленький, и каждый вымпел этого флота, особенно здесь - на севере, должен быть начеку... И наконец, последнее, - заметил Вальронд строго.
– Все мы, моряки, никогда не были в дураках по части выпивки и закуски... Вы разве сомневаетесь?
– Да нет, не сомневаюсь, - охотно согласился механик.
– Но надо знать меру и время. Вот скажите по чести, стармех, вы меня когда-либо видели выпившим?
– Нет, товарищ комдив, никогда не видел.
– А я ведь тоже... не дурак, далеко не дурак! Ладно, - отпустил Женька механика на покаяние.
– На первый раз я делаю вам выговор. А потом поставлю вопрос о списании вас с флота. Это как раз тот случай, когда бравые специалисты валяются на улице без работы, и мы подберем на дивизион механика более расторопного... Осознайте весь ужас своего равнодушия - и можете идти!
Продраив механика с песком и мылом, комдив стал бриться - с песком и с мылом. Буквально так, ибо в куске мыла, который он разводил на блюдечке самодельной паклевой кисточкой, попадался мелкий речной песок... Под чьими-то пальцами напористо дребезжала дверь каюты: дру-дру-дру.
– Войдите!
– разрешил Вальронд, и в каюту к нему вошел мрачного вида мужчина в штатском пальто; пучки седых волос торчали из ноздрей.
– Я техник с завода... Ваш дивизион вызывал меня. Сверка артиллерийских прицелов на панораме... Так?
– Так точно, - ответил Вальронд.
– Садитесь, товарищ.
Заводской техник долго приглядывался к Вальронду:
– А вы меня, комдив, никак не хотите узнать?
– Нет. Помилуй бог - не узнаю.
– Да, - призадумался техник.
– Тогда ведь было темно... в августе восемнадцатого! Да и вы с Павлухиным сидели под капотом. Было нам не до милых, разговоров... Однако "ямайку" вы расхряпали и даже спасибо мне не сказали... Помните?
– Так это вы?!
– воскликнул Вальронд.
– Я. Катеришко-то у меня свой. Когда и семгу поймаешь. Когда и так: семью посадишь в воскресенье - и в море! За ягодами также, за грибами... Катер иметь - дело хорошее, особенно здесь.
Вальронд наспех вытер лицо мокрым полотенцем.
– Послушайте, - сказал, - у меня к вам один вопрос. Весьма конспиративного свойства. Здесь, в Архангельске, при интервентах была такая княгиня Вадбольская, она-то и устроила нам спасение с помощью вас и вашего катера...
Техник удивленно пожал плечами: