Избранное в двух томах
Шрифт:
стих, дождь кончился, в облаках появились голубые просветы, насыщенный
озоном воздух вызывал прилив бодрости и хорошего настроения, 116
* * *
Мы запустили моторы и полетели дальше. Вот уже под левым крылом
проплыла Москва, еще несколько минут полета — и аэродром под нами. Мы
развернулись, сели, порулили к стоянке — все было, как обычно, и, только
подрулив к ангарам поближе, заметили вывешенные на них большие черно-красные
— В чем дело? Что случилось? — спросил я у механиков, едва успев вылезти
из самолета.
— Несчастье. Погиб Гринчик. .
Его гибель была неожиданной и загадочной.
В тот день на аэродром приехало несколько так называемых «знатных
посетителей», сопровождаемых соответствующей свитой. Им требовалось
показать всю имевшуюся в наличии новейшую технику, и, конечно, полет
Гринчика на «МиГ-девятом» должен был представлять собой центральный номер
программы.
Он пролетал над аэродромом на высоте в несколько сот метров со скоростью, во всяком случае, меньшей, чем неоднократно достигнутая им в предыдущих
полетах. Внезапно на глазах у всех машина перевернулась, устремилась к земле и
врезалась в нее тут же, на краю аэродрома. От того, что еще несколько секунд
назад было новым замечательным самолетом, осталось так мало, что о причинах
катастрофы можно было только строить догадки.
. .И вот еще одни похороны. Скорбная траурная музыка, цветы, венки, толпы
людей, пришедших в клуб института, чтобы проститься с погибшим. В изголовье
закрытого красного гроба большой портрет, с которого смеется веселый, задорный, блещущий белыми зубами Гринчик. Потом — растянувшаяся на
добрых два километра колонна автомашин. Рев проносящегося на бреющем
полете звена истребителей почетного эскорта. Долгий путь от нашего аэродрома
в Москву, на тихое тенистое кладбище Новодевичьего монастыря. Какие-то
слова, искренние, но никогда не способные в полной мере отразить чувства
говорящих над открытой могилой. Троекратный залп салюта. .
Далеко не впервые приходилось нам хоронить товарища. Но на сей раз
происшедшее особенно трудно укладывалось в сознании. Этот летчик не должен
был разбиться,
117 — Я считал, что такие не погибают, — сказал его учитель, сам в прошлом
авиатор, профессор А. Н. Журавченко.
Оказалось, погибают и такие. .
* * *
В день, когда я получил предложение взять на себя испытание нового «МиГ-девятого», спешно подготовленного взамен разбившегося, я, помнится, с утра
был очень занят: два раза летал по текущим заданиям, а
полетами лихорадочно писал свою часть очередного запаздывающего отчета
(отчеты всегда запаздывают — это непреложно установлено длительным
опытом).
— У нас к тебе есть деловое предложение, Марк, — сказал Зосим. —
Испытай новый «МиГ-девятый».
Он сказал это таким тоном, каким обычно делятся с собеседником хорошей
мыслью, внезапно пришедшей в голову, но я понимал, что это не экспромт.
Я был в это время уже далеко не тем зеленым юнцом, который, услышав
предложение испытать самолет на флаттер, торопился немедленно дать
положительный ответ, опасаясь, как бы какой-нибудь ловкач не увел интересное
задание из-под носа. Я стал если, к сожалению, не умнее, то, во всяком случае, старше, опытнее и научился более трезво оценивать свои силы и возможности.
Но тут было совсем особое дело.
За МиГ-9 я взялся, не размышляя ни секунды, —: можно сказать, сразу всей
душой раскрывшись на-» встречу этому заданию. Причин для этого было
достаточно: и настоящий профессиональный интерес, который вызывала у всех
нас эта уникальная машина, и естественное для всякого испытателя желание
попробовать новые, никем ранее не достигнутые скорости, и, наконец, сложное
личное чувство, которое трудно точно сформулировать и можно лишь весьма
приблизительно уподобить чувствам охотника, особенно стремящегося одолеть
именно того зверя, в схватке с которым погиб его товарищ.
Отставив в сторону все прочие дела, я принялся за глубокое изучение всего
имевшего отношение к МиГ-9: описания, инструкции, материалы комиссии, расследовавшей катастрофу первого экземпляра (с моей, 118
возможно, не очень объективной точки зрения, в этих материалах было
многовато предположений и маловато абсолютных истин), полетные задания, на
обороте которых хорошо знакомым мне почерком Леши Гринчика были
записаны его замечания и наблюдения. Все это было мне нужно, все вооружало
для предстоящей работы.
Я подолгу сидел в кабине, благо самолет был уже доставлен на аэродром и
проходил последние предполетные доработки: расконсервацию и регулировку
двигателей, опробование уборки и выпуска шасси и щитков, проверку
предельных углов отклонения рулей, взвешивание, центровку. Словом, дел было
много, и ведущий инженер А. Т. Карев, инженер-механик В. В. Пименов, механик А. В. Фуфурин и вся бригада (это была та же бригада, с которой работал