Избранное
Шрифт:
Разогреть тебе или отца с обедом подождёшь?
Ольга. Спасибо, я в школе завтракала.
Анна Николаевна(заглянув к ней). Ты чем-то расстроена, Оленька?
Ольга. Нет, тебе показалось. (Достав из портфеля кипу тетрадей.) Устала, а надо ещё вот контрольную просмотреть.
Анна Николаевна. А почему Оленька в глаза не смотрит?
Ольга. Так. Давеча войска мимо школы шли. Молча. Отступление. Ребята сидели присмире-евшие.
Анна Николаевна. Когда же… случилось-то?
Ольга. Прошлой ночью. Они ударили танками в обход Пыжовского узла и вышли клином на Медведиху. К Колесникову по дороге забежала: бумаги жгут.
Кокорышкин. Копоть везде летает, точно чёрный снег идёт. Тяжёлое зрелище!
Ольга. Простите, я вас и не заметила, Кокорышкин.
Кокорышкин(жестоко). Их бы теперь проволокой окружить да артиллерией всех и уничтожить.
Ольга. Легко нам, в тылу, судить о войне. А там…
Анна Николаевна. А ещё что случилось, Оленька?
Та молчит.
Вы не обедали, Кокорышкин? Идите на кухню. (В дверь.) Демидьевна, покорми Кокорышкина.
Кокорышкин. Балуете, растолстею я у вас, Анна Николаевна.
Он уходит. Мать выжидательно смотрит на дочь.
Ольга. Только не пугайся, мамочка… он жив и здоров. И всё хорошо. Я сейчас Федю видела.
Анна Николаевна. Где, где?
Ольга. На площади… Лужа большая, и рябь по ней бежит. А он стоит на мостках, нащурился во тьму, один…
Анна Николаевна. Рваный, верно, страшный, в опорках… да?
Ольга. Нет… похудел очень. Я только по кашлю его и признала.
Анна Николаевна. Давно приехал-то?
Ольга. Я не подошла, я из ворот смотрела. Потом домой кинулась, предупредить.
Анна Николаевна. Что же мы стоим-то здесь… Демидьевна, Демидьевна!
Демидьевна вбежала.
Демидьевна, Федя приехал. Собирай на стол, да настоечки достань из буфета. Уж, верно, выпьет с холоду-то. Дайте мне одеть что-нибудь, я сбегаю. А то закатится опять на тыщу лет…
Демидьевна. Коротка у тебя память на сыновнюю обиду, Анна Миколаевна.
Ольга(за руки удержав мать). Никуда ты не побежишь. Мы предупреждали его об этой женщине. Он сам ушёл от нас, пусть сам и вернётся. (Слушая тишину.) Кто-то у нас в чулане ходит.
Они прислушиваются. Жестяной дребезжащий звук.
Корыто плечом задел. Верно,
Демидьевна(шагнув к прихожей). Опять двери у нас не заперты.
Анна Николаевна. Ступай, я запру.
Она уходит, и тотчас же слышен слабый стонущий вскрик. Так может только мать. Затем появляется снисходительный мужской басок: «Ладно, перестань хныкать, мать. Руки-ноги на местах, голова подмышкой, всё в порядке!»
Демидьевна. Дождалася мать светлого праздничка.
На пороге мать и сын: такая маленькая сейчас, она придерживает его локоть, — тому это явно неприятно. Фёдор — высокий, с большим, как у отца, лбом; настороженная дерзость посверкивает в глубоко запавших глазах. К нему не идут эти франтовские, ниточкой, усики. Кожаное пальто отвердело от времени, плечо испачкано мелом, сапоги в грязи. В зубах дымится папироска.
Федор(избавившись от цепких рук матери). Здравствуй, сестра. Руку-то не побрезгуешь протянуть?
Ольга(неуверенно двинувшись к нему). Фёдор! Федька, милый…
Смущённый её порывом, он отступил.
Фёдор. Я, знаешь, простудился… в дороге. Не торопись.
И вдруг яростный приступ кашля потряс его. Папироска выпала на пол. Ольга растерянно подняла её в пепельницу. Он приложил ко рту платок, потом привычно спрятал его в рукав.
Вот видишь, какой стал…
Анна Николаевна. У печки-то погрейся, Феденька. У нас печка горячая. Стаскивай кожу-то свою. Давай я её повешу.
Фёдор. Ладно, я сам. (Нетерпеливей.) Пусти же, я сказал.
Мать стала ещё меньше, попятилась. Он ставит пальто торчком у двери на полу.
Не по чину на вешалку-то, постоит и так. (Пригрозив пальцем, как собаке.) Стоять. (И только теперь, вместо приветствия.) А, постарела, нянька. Не скувырнулась ещё?
Ни один мускул не шевельнулся на лице Демидьевны.
Анна Николаевна. Оля, ты займи Фёдора… я пока закусочку приготовлю. (Фёдору робко.) Без ужина не отпустим тебя.
Ольга. Демидьевна приготовит, мама.
Демидьевна. Не трожь, дай ей руки-то чем-нибудь занять.
Анна Николаевна торопится убежать. Губы её закушены.