Избранное
Шрифт:
35
Неожиданно в проходной вахтеров заменили дворники. С девятьсот шестого этого не было. Плохой признак. «Опять собираются ввести обыски», — только подумал Николай, как сзади послышался шум, оглянулся: дворник, притиснув Ноговицына к стене, запустил руку в узелок с едой.
На дворе Ноговицын догнал Николая, сказал:
— Дожили, норовил в котелок со щами лапу запустить.
— Бомба почудилась? — съязвил Николай.
— Есть и пострашнее бомбы, — ответил Ноговицын. — Из типографии
По дороге на завод Николай видел, как у фурштата стражников приезжий газетчик открыто продавал «Звезду». Об этом Николай и сказал Ноговицыну.
— Не ту «Звезду», — поправил Ноговицын, — ищут двадцать седьмой и двадцать восьмой номера газеты, — полиция конфисковала. Ищут — с богом. В тех газетах сказано про Сибирь, как на Ленских приисках солдаты стреляли в рабочих.
Страшно было поверить в то, о чем дня два поговаривали в Сестрорецке, — на далекой Лене расстреляли золотоискателей.
— В этих газетах все описано честно, — Ноговицын хлопнул себя по голенищу: — Заходи, дам почитать. Андрей прислал.
Не пришлось Николаю идти в механическую, Ноговицын сам принес оба номера «Звезды».
— Понабежало в мастерскую начальство, читайте.
Заперся Николай в чуланчике, где дворники хранили тряпки, метлы, снял с незастекленного окошечка фанерку. Света было достаточно, прочитал телеграммы. На краю русской земли — на берегах Лены, ее притоков Витима и Олекмы, существует особое государство, царские законы и те меркнут в сравнении с местными порядками, читал Николай. За вывеской «Лензолото» скрывается английская фирма «Лена — Голдфилдс», русский банкир Вышнеградский, небезызвестные Путилов, Ратьков-Рожнов. Крупные пакеты акций у членов императорской фамилии. За два года здесь удваивался каждый вложенный рубль…
— И тут Романовы хапают, — возмутился Николай, смял газету и сразу опомнился: сам не дочитал и товарищам нужно передать.
«В государстве золота 13—14-часовой рабочий день, — читал про себя Николай. — Здесь все — местное управление, полиция, солдаты и то в подчинении директории. На приисках в обращении лензолотовские деньги — боны».
Номера «Звезды» передавали из мастерской в мастерскую. Газеты читали в кладовках, за поленницами.
В мастерских вхолостую крутилась трансмиссия. Обстановка накалялась, все ждали — что-то должно произойти.
Неурочный гудок — кончай работу, выходи на улицу — снял нервное напряжение и нерешительность. Социал-демократы оповестили, что митинг протеста состоится после шествия на Гагарке. Теперь все знали, что делать, как помочь пострадавшим золотоискателям.
Сбили замок на воротах. На ходу строились в колон» ну, на рейке подняли красную косынку. Слышались гневные призывы: «Судить палачей!», «Повесить на фонарном столбе ротмистра Трещенкова!»
В рядах образцовой затянули песню 1905 года:
Нагайка ты, нагайка, Тобою лишь одной РомановскаяРеволюционная песня катилась по Выборгской — центральной улице.
…Царит нагайка всюду, Сильна в стране родной, Но ей царя-иуду Спасти не суждено.Попрятались городовые, закрылись лавки. В богатых домах опустили шторы на окнах.
Казалось, что мирно закончится демонстрация. Вдруг мальчишка, сидевший на дереве, закричал:
— Стражники! Спасайтесь! Стражники!
На конях с шашками наголо неслись по Выборгской стражники.
Сопротивление бесполезно, напрасно прольется кровь. Отход прикрывали молодые рабочие — прячась за заборами, они осыпали камнями стражников.
Через кладбище Николай пробрался на усадьбу родителей. Закрыв за сыном дверь на засов, Александр Николаевич сказал, чтобы он вымылся и переоделся.
— Пошевеливайся: нагрянут искать зачинщиков — полиция хорошо знает дом Емельяновых на Никольской.
— Пронесет, твой дом в стороне, — возразил Николай, но сменил перепачканные брюки и куртку. Он собрался на митинг. Отец не отпускал.
— Пережди, нарвешься на стражников: раз на рысях с шашками наголо, — получили, значит, приказ рубить головы.
Только Николай привел себя в порядок, как на крыльце послышались шаги.
— Вот и не пронесло, — сказал Александр Николаевич.
А к ним, спасаясь от нагайки стражника, заскочил Ноговицын.
— Не выгоните, у вас пережду, — переводя дух, сказал он.
— Выгоню, — серьезно сказал Александр Николаевич и провел Ноговицына в маленькую комнатку к Николаю.
— Судьба свела, — обрадовался Ноговицын, — собирался в Новые места к тебе зайти, потолковать. Печальное событие… Столько людей палачи уложили. Не можем же мы собраться и ни с чем разойтись. Что-то надо серьезное сказать, потребовать кончить с произволом и беззаконием.
— От царя или Государственной думы? — спросил Николай и пересел на кровать, уступив табуретку Ноговицыну.
— Лучше к думе обратиться, — сказал Ноговицын, — там все-таки депутаты от рабочей курии.
Николай предложил потребовать от правительства срочно провести следствие, виновных расстрела на приисках арестовать и судить, обеспечить пенсиями семьи погибших и увечных.
— И все? — спросил Ноговицын.
— По-моему, хватит, — смутился Николай.
— А главного виновника обходишь? — спросил Ноговицын. — Царю что — заздравную?
— Лучше… «Со святыми упокой», — зло пропел Николай.
Уговаривал Александр Николаевич сына и Ноговицына переждать, не спешить на Гагарку, — не послушались. Ноговицын через кладбище выбрался на станцию Курорт и поездом доехал до Разлива. Николай надумал идти прямо: меньше вызовет подозрений — навещал родителей.