Избранное
Шрифт:
8
Гущин первым делом спросил:
— А под детский сад это помещение не подойдет?
— Я не знаю, — развел руками Александр Семенович.
— Очень нам в этом районе детский сад нужен. Хоть маленький.
Он стал звонить по телефону, требовал нормы для детских садов. Закрывая трубку ладонью, спрашивал:
— А кухня, кухня какая? Сколько метров?
— Откуда я знаю, — отбивался Александр Семенович.
— Есть кухня, — кричал в телефон Гущин.
Потом разочарованно
— Не получается детский сад. Не дотянули вы мне метров тридцать. Не постарались. А в общем, посмотреть надо. Я сейчас туда одного товарища направлю.
Он стал нашаривать кнопку звонка. Александр Семенович даже привстал с места, чтоб удержать Гущина.
— Это только одна сторона дела, Виктор Захарыч. А двухкомнатную квартиру Филатову?
— На однокомнатной помирится. Их же двое, говорите?
— Не помирится. Они привыкли просторно жить.
— А почему, собственно, он решил отдать квартиру?
— Не отдать, а поменять. Старикам пять комнат не нужно.
— Ну, люди в таких случаях как-то устраиваются. Самоуплотняются, сдают. За комнату в центре сорок рублей в месяц можно получить.
— Значит, не всем это нужно.
— Кто он такой?
— Учитель, пенсионер.
Виктор Захарович подумал:
— Что-то он на этом деле выгадывает. Какой-то у него интерес есть. С чего это человек восемьдесят метров отдает?
— Не восемьдесят, а сорок, сорок пять. Он ведь себе что-то получит.
— Вот, я думаю, тут собака и зарыта. Ему отдай квартирку в новом доме со всеми удобствами, а у него только слава, что восемьдесят метров. Знаю я эти старые дома. Комнаты все проходные, анфиладой, сто лет не ремонтировались.
— Виктор Захарович, что ты на меня-то кричишь?
— Я не кричу. А только ты вечно что-нибудь придумаешь. Не было бабе заботы.
— Ну и ладно, — Александр Семенович вынул из портфеля дела. — Я думал, ты обрадуешься. А не так — так не надо. Пусть старики себе персональный каток в квартире устроят.
Они поработали с полчаса. О деле Салтанова Виктор Захарович спросил:
— Что тут Варламова заупрямилась?
Сердясь на себя за деланно безразличный голос, Александр Семенович ответил:
— Кажется, дом подлежит сносу. Но один на один меняются. Мать с сыном.
— А-а-а, — протянул Гущин и помедлил. — Уж очень единодушное решение комиссии, а?
— Да, кажется, — тем же противным самому себе голосом, ответил Александр Семенович.
— Аннушка, конечно, по опыту больше комиссии тянет. Но надо уважать демократию и подчиняться большинству. Так, что ли, нас смолоду учили?
Дела были окончены. Александр Семенович еще помешкал:
— Между прочим, квартирка Филатова, насколько мне помнится, не анфиладой.
— Уж какая есть, — сказал Гущин. — Я, на худой конец, туда редакцию «Московского водопроводчика» пристрою. Для них анфиладой еще и лучше. А вы мне на следующий раз особняк припасите. Желательно в районе Арбата.
— Нет уж. Понесем туда, где дороже дают. А вы
— Я на этих квартирных делах скоро отцу родному верить перестану.
Они пожали друг другу руки.
— С наступающим тебя, — попрощался Гущин.
— С наступающим, — кивнула пышной головкой его секретарша.
— С наступающим вас, — сказал встреченный на лестнице знакомый.
На улице перед Александром Семеновичем шла женщина с маленькой девочкой.
— А когда будет елка? — спрашивала девочка. — Мама, а когда будет елка?
— Еще три ночки поспишь, а потом будет елка, — объясняла мать.
В метро на эскалаторе Александра Семеновича обдало освежающе радостным запахом хвои. На ступеньке впереди него два мальчика везли туго закрученные веревками и замотанные газетами елки. Уж конечно срубили незаконно, в подмосковном лесу.
Когда Александр Семенович вышел из метро, погода хмурилась и крупные пушинки снега медленно летали в воздухе.
Он шел не на работу и не домой. Еще в кабинете у Гущина Александр Семенович задумал: если дело решится положительно, он пойдет к Гале на работу и скажет ей об этом. Ему хотелось обрадовать ее, увидеть, как разойдутся тонкие брови, как она засмеется.
И еще одна мысль вдруг взбрела ему в голову. Не пригласить ли Галю в ресторан, на встречу Нового года? Со столиком, конечно, он уже запоздал, но старый фронтовой друг, заправляющий ныне трестом ресторанов, как-нибудь уладит это дело. За Тимкой приглядят родные.
Совсем это будет не плохо. Можно сказать, удачная мысль. Он знал только улицу, где помещалась химчистка, и шел закидывая голову, чтоб разглядеть вывески на своей и противоположной стороне.
И вдруг он увидел Галю, в двух шагах, за витриной. Она стояла на коленях и украшала маленькую елочку. Сквозь стекло, едва тронутое тончайшим морозным узором, Александр Семенович видел, как она забрасывала елку канителью, оглядывала ее и снова расправляла блестящие нити.
На елке висели только два больших шара — золотой и красный. Галя несколько раз перевешивала их с ветки на ветку, добиваясь большей красоты. Потом она засмеялась, встала на ноги, отряхивая юбку, и увидела Александра Семеновича. Она протянула к нему руки, что-то крикнула, но все было как в немом кино — непонятно и почему-то тревожно.
Галя выбежала на улицу ему навстречу. Он услышал ее радостный голос, увидел серебряную нить канители на темных волосах, потом познакомился с Антоном Львовичем, который, подчиняясь Галиным распоряжениям, быстренько притащил стул.
— Не этот, что вы, Антон Львович, кресло…
Александра Семеновича усадили на единственное кресло. Галя была по-детски рада своему гостю. Она немного гордилась, «задавалась» им перед Антоном Львовичем, то и дело прибегала от прилавка к маленькому столику, за который усадили Александра Семеновича. Он сидел растроганный ее порывистой радостью, ее стараниями показаться ему здесь полной хозяйкой.