Избранное

Яшик Рудольф

— Не надо. Я обойдусь.

— Не выслуживайся! Здесь всем надо пить. Я отдам. Офицеры получают особый паек. Не знаешь, что ли?

— Слыхал.

— Гайнич велел каптеру припрятать для него целую бутыль, я знаю, Лукан! Не болтай о том… о том, что ты здесь видел.

— За кого вы меня принимаете!

— Спасибо! — И Кляко растроганно добавил: — Я всю ночь думал, как мне застрелиться. Но слаб человек. Потом я решил вызвать на НП тебя. Скажу, мол, ему несколько слов, пусть передаст привет моим старикам и сестре. А когда ты пришел, я даже взглянуть на тебя не посмел. Сам я не застрелюсь. — Он ткнул пальцем в бруствер. —

А вот если бы меня угрохали те, вроде было б культурнее. Да только не получилось.

— Я вас понимаю.

— Ты не можешь это понять.

— Второй раз вы такого уже не сделаете.

— Не знаю. Вероятно, будет трудно. Откуда ты знаешь?

— Сегодня ночью, когда выдавали ром, на меня напала такая тоска, такая тоска навалилась, что я даже упиться не смог. Такая тоска не повторится. А если и повторится, так уже и не удивишься ей.

— Вот как? — искренне изумился Кляко.

— Теперь мне уж все едино. Что бы там ни случилось.

— Что бы там ни случилось. Н-да, только так здесь и можно выдержать. Была у тебя дома девчонка? Была! Почему я говорю в прошедшем времени? Или мы и в самом деле обречены?

Кляко уставился на переплетающиеся корни молодых дубков. Потом весело рассмеялся.

— Может, я лезу не в свое дело, Лукан? Есть у тебя дома девушка?

— Трудно сказать. Я и сам не знаю.

— «Сам не знаю», — передразнил Кляко. — У тебя должна быть девчонка! Только… ты, наверно, от всех подряд свое получаешь?

Кляко засмеялся. Лукан невольно присоединился к нему. Поручик ему нравился. Этот разговор их сблизил. Долго они искали друг друга. Теперь они не понимали, как могли столько месяцев ходить рядом, такие равнодушные, недоверчивые, и носиться со своими настроениями.

— И у меня нет девушки. Были какие-то фифочки, этакие… ну, сам понимаешь. А порядочной ни одной. Я, должно быть, не умею обходиться с женщинами. В голове у них больше свадьба, а мне это только на нервы действует. Я их боюсь. Все это как-то не так нужно. Как ты думаешь?.. Боже, сигарету!.. Такого со мной еще не бывало. Я не курил добрых полчаса.

Они закурили.

Солнце вырвалось из-за свинцовых туч, осветило призрачный дубовый лес. Культи истерзанных деревьев были черны и печальны. Когда ветру удавалось расшевелить и раскачать их, они становились еще печальней.

— Пан поручик! Я знаю вашу сестру!

— Ну! Лучше мне об этом не говори.

В глазах Кляко появилась тревога.

— Она на вас совсем не похожа.

— Еще бы! Может этому радоваться.

— Я хотел сказать — лицом.

— Ну! — Кляко со страхом ждал, что скажет Лукан, потому что любил сестру. «Как это отвратительно вдруг заговорить о сестре с чужим человеком, да еще в такой обстановке!»

— Во дворе у вас есть колодец.

Поручик прищурился.

— Ну, есть. И что же! — резко заторопил он Лукана.

— Когда не было работы… — Лукан ничего не заметил и продолжал чуть напряженным голосом: — …я помогал отцу на дороге. Заделывать щебнем выбоины, обкашивать кюветы, ну и прочее. Выбоину надо сперва засыпать щебенкой, потом полить водой. Воду я всегда носил с ближайших дворов, потому что ручей там далеко, за садами. До него и не добраться. Разве только через заборы, украдкой…

— За садами. Верно, — уже спокойнее сказал Кляко.

— Заходил я и на школьный двор. А ваша сестра всегда кричала пани учительше: «Мам, обходчики пришли! И один спрашивает, —

она называла меня «один», — можно ли взять воды. Можно?» — «Можно». — «Берите, да только и нам оставьте». И смеялась. Я накачивал воду, а она смотрела. Она красивая.

— Да, — с гордостью сказал Кляко, но нахмурился. — Ну и что? — Весь этот разговор показался ему неприличным. Какое право имеет Лукан говорить о сестре, что она красивая? Он смял недокуренную сигарету и закурил другую. — Не знаю, правда ли это, я в такие дела не вмешиваюсь, но слышал, что за ней серьезно ухаживает один учитель.

И Кляко бросил на Лукана быстрый пристальный взгляд.

— Какой?

— Это ее дело. Не так ли?

— Конечно.

Лукан слегка смутился, потому что поручик вдруг, как безумный, расхохотался. Но Лукан все понял. Ему и во сне-то не снилось мечтать о сестре поручика, но его рассказ — чистая правда. И разговорился-то он, думая сделать приятное поручику. У него у самого есть братья, и, если кто бы то ни был завел о них речь в этом окопе, Лукан был бы ему благодарен.

Застрекотали пулеметы, и сразу весь фронт ожил.

Что-то зажужжало, прозвенело, ударило… Бумм!

Грохот сливался со вздохами в долине, которая не успевала возвращать эхо. Она отдувалась, пыхтела, вот застонала по-человечьи.

Два немецких солдата в длинных шинелях, заросшие, заляпанные грязью, пробежали по переднему окопу. Страх прижимал их к земле. Один выругался.

— Что-то случилось, — сказал Лукан.

— Да.

Кляко встал и перешел в первую линию окопов. Он не мог спокойно сидеть наедине с солдатом, не зная, что происходит и что ему ответить. Почему солдаты думают, что офицеру все должно быть известно? Откуда ему знать, что значило это звенящее жужжанье, Кляко в жизни такого не слышал.

Ррр… шрр… жж… ши, шш, бумм!

Кляко растянулся в грязи.

— Танки! — Навстречу Кляко бежал надпоручик Гайнич, нагнув голову, как баран. — Будем пристреливать батарею! Где наши? Телефон! Живо!

Рррр… шрр… ж… бумм!

Рев моторов пронизывал до мозга костей. Гайнич навалился на Кляко. Обоих жарко обдало воздушной волной. Передняя стенка окопа осела. В воздухе замелькали листья. Плавно, как осенью, они опускались на землю.

— Где телефон? — взревел Гайнич.

Телефонисты оказались там же, где утром их оставил Кляко. Три скорчившиеся человеческие фигурки, оцепенев от страха, жались друг к другу, будто овцы перед грозой.

— Телефон! Где телефон? Те-ле-фон! — Голос Гайнича перекрыл адский грохот.

Солдат махнул рукой куда-то назад.

— Связь есть, сукины дети? Вы проверили? — Солдаты молчали. Гайнич пустил в ход пинки. — Я вам покажу лодыря праздновать! Чтоб вы сдохли!..

Это были молчуны.

— Господи! — Надпоручик взвыл от изумления, видя, как равнодушно восприняли солдаты его пинки и даже не пошевелились! Тогда он сам подскочил к телефону, стал в грязь на колени и принялся названивать. — Ирена, Ирена! Здесь Петер! Почему вы не отвечаете? — И тут все стихло. Гайнича охватил ужас — Что такое? Что происходит? — Он беспокойно озирался, но так ничего и не прочел на удивленных лицах солдат. — Ничего, ничего, — крикнул он в трубку. — Я разговаривал. Слушайте! Вы меня слушаете?.. Батарее приготовиться к стрельбе! Сообщите об этом поручику Кристеку. Да, приготовиться к бою! Я лично буду вести пристрелку. Все. — И он положил трубку.