Избранное

Глазков Николай Иванович

«Я чего-нибудь да добьюсь…»

Я чего-нибудь да добьюсь И доберусь до крыш. А не добьюсь — так утоплюсь Там, где шумел камыш.

«Пароход поехал по Америке…»

Пароход поехал по Америке, Ветер был. Я в тот вечер двести двадцать две реки Переплыл.

«Всю жизнь разъезжать по полярным…»

Всю

жизнь разъезжать по полярным Странам, Чтобы быть популярным, Разве это не странно?

«Верю в счастье человека…»

Верю в счастье человека И надеюсь на авось. Пропадай моя телега, Все четыр… надцать колес!

«Вокруг трамвайной линии…»

Вокруг трамвайной линии Стоят деревья в инее, Не красные, не синие, А черт знает какие они!..

«В глубоком овраге растет крапива…»

В глубоком овраге растет крапива, В глубоком овраге течет вода, А я иду по тропинке обрыва, И никто не толкает меня туда.

«К небу туча сплошная приколота…»

К небу туча сплошная приколота, И от тучи сплошная тень, Ну а люди бегут по городу, Продавая за деньги день.

«Знаю я, что снова и снова…»

Знаю я, что снова и снова Будут промахи и повторения, А последнее слово СЛОВА — Откровенность на уровне откровенья!

«Без всяких преувеличений ложных…»

Без всяких преувеличений ложных Равнять себя с великими привык. Я, как Рембрандт, взыскательный художник, Как он, несостоятельный должник.

«Десять лет сочиняю стихи про всё…»

Десять лет сочиняю стихи про всё, Про вино и войну, про стихи и про дерево. Чем я хуже, чем лыжник, бегун и боксер? Почему до сих пор не имею тренера?

«Все, которые на крыше…»

Все, которые на крыше Жизнь свою пропировали, К звездам все-таки не ближе, Чем живущие в подвале.

«Овощами богата страна…»

Овощами богата страна; Но овраги — они как измена, В них не вырастет ни хрена, Кроме, разве, пожалуй, что хрена.

«Пароходам изменит их счастья звезда…»

Пароходам изменит их счастья звезда: Из-за новых машин они сгинут бесследно… Лишь одна однопарка всегда-завсегда, Как стихи Велимира, бессмертна!

«Люблю

речные отмели и косы…»

Люблю речные отмели и косы; Люблю, когда звенят лугами косы… Но мне милей моей любимой косы!.. Ты не смотри на эту слабость косо.

«Иголка тонет в блюдечке с водой…»

Иголка тонет в блюдечке с водой — Поэзии здесь нету никакой. Когда иголка по воде плывет, Не проза, а поэзия живет!

«Если бы это касалось меня…»

Если бы это касалось меня, А не мессии миссии, Мне бы плевать на судьбу ремня Жизненной всей трансмиссии.

«Холодно на планете…»

Холодно на планете, Из пустоты не убрать ее. Ненастоящие дети Что-то твердят по радио.

«Жил на свете мыльный пузырь…»

Жил на свете мыльный пузырь, Он сверкал и скакал галопом, В козырные метил тузы, И прослыл знатоком, и… лопнул!

«Подобно великану…»

Подобно великану, Шатер стихов раскину. А после в эре кану, Но все равно не сгину.

«Состоя из строчек разных…»

Состоя из строчек разных, Для меня стихи не праздник, А всего скорее будни; Я не путаник, а путник.

«Дело не в печатанье, не в литере…»

Дело не в печатанье, не в литере, — Не умру, так проживу и без: На творителей и вторителей Мир разделен весь.

«Встретит черта обыватель…»

Встретит черта обыватель, Он узнает первым делом: Сколько стоит обувь в аде И почем хлеб черный с белым.

«Жил-был святой…»

Жил-был святой, Он был слепой, Ел хлеб с водой И спал с любой.

«Старушка, та пряталась в тряпки из ваты…»

Старушка, та пряталась в тряпки из ваты, Да изредка нюхала бром. А внук ее шел в социал-демократы И ставил вопросы ребром.

«Я хотел писать, но даже почерк…»

Я хотел писать, но даже почерк Пошатнулся, а огонь погас. Что-то характерное для ночи Надвигалось на усталость глаз.