Избранные главы элементарной математики. Учебное пособие

Иванов Олег Александрович

— С вами все в порядке, миледи?

Эйслин ахнула, юбки взметнулись, когда она резко обернулась на низкий гул.

Она остановилась в центре двора и по-совиному заморгала, услышав голос, доносившийся из кузницы. Хакон, красивый кузнец, сидел на табурете у входа в ярко освещенную мастерскую, уперев локти в колени и склонившись над чем-то, что держал в руках.

Судьба, у него прекрасные, сильные руки.

Отвернувшись, чтобы он не мог видеть ее лица, Эйслинн быстро вытерла выступившие слезы.

Чувство

стыда подкралось к горлу, но удивление от того, что она увидела его там, казалось, потрясло бурлящие эмоции, позволив ей похоронить их обратно в яму, которую она держала внутри себя только для них.

Прошло много времени, прежде чем она снова повернулась к нему лицом, достаточно долго, чтобы она знала, что это грубо, но ничего не могла поделать. Она не позволила бы ни ему, ни кому-либо еще увидеть ее слезы.

— Простите меня, — сказал он, — я не хотел вас напугать.

Она покачала головой.

— Мне следовало быть более внимательной, — последнее, что ей было нужно, — это подвернуть лодыжку. Это не избавило бы ее от обязанностей.

Из кузницы выбежал могучий Вульф, высунув язык. Он направился прямо к ней, тычась мордой в руку.

Эйслинн с энтузиазмом погладила его, радуясь возможности отвлечься.

— Вы ему очень нравитесь, — сказал кузнец. — Обычно он не привязывается к другим. Даже ко мне, на самом деле.

— Правда? Но он такой дружелюбный пес, — глубоко запустив пальцы в шерсть за его ухом, она вызвала стук задней лапы по булыжникам.

Хакон усмехнулся.

— Только с вами. Я не уверен, что он видит во мне кого-то большего, чем того, кто приносит еду.

— Я уверена, что это неправда, — она наклонилась, чтобы заглянуть в глаза собаки, и обнаружила, что они проникновенного карего цвета. — Ты благородное животное, я не сомневаюсь.

— Осторожнее, миледи. Вы его избалуете.

Улыбка скользнула по ее губам, удивив ее саму. Все то уродство, которое она ощущала, все еще было там, все еще бурлило внутри нее, но на свежем воздухе, гладя собаку, разговаривая с красивым кузнецом, оно не казалось таким уж… невыносимым.

Собравшись с духом, она кивнула на его руки.

— Над чем ты работаешь?

— Ах, — выпрямившись, он поднял маленькую безделушку.

?

Очарованная, Эйслинн пересекла двор замка, ее одолевало любопытство. Он протянул ей предмет кончиками пальцев, и Эйслинн взяла его так нежно, как будто хрупкое стекло.

— Осторожно, — предупредил он, — ее еще нужно отшлифовать.

Поднеся предмет к свету, она изумилась:

— Это роза.

— Да, миледи, — его взгляд мечтательно блуждал, а голос звучал еще тише, когда он сказал: — Ваш проект заставил меня подумать о горных розах, которые растут на южных склонах Калдебрака. Летом гора покрывается их цветами.

Очарованная, Эйслинн растянула губы в еще более широкой улыбке.

— Это звучит так чудесно, —

возвращая ему розу, она сказала: — Боюсь, в саду моей матери растут простые розы. Но весной здесь также цветут прекрасные тюльпаны и нарциссы. И в течение нескольких недель цветет глициния. Она прекрасна.

— Я с нетерпением жду этого, миледи, — он улыбнулся ей, в его собственных проникновенных карих глазах отразился свет огня в кузнице.

Желудок Эйслинн сжался — не от тяжелых забот, а от воздушной легкости.

— Ты еще и занимаешься резьбой по дереву, — сказала она, чтобы отвлечься. — Чего ты не умеешь, мастер-кузнец?

— Многое, миледи, — усмехнулся он. — Но я считаю, что полезно практиковаться в разных ремеслах, — он поднял маленький нож, которым резал дерево. — По правде говоря, это помогает мне думать.

— Правда? — спросила она, очарованная.

— Я обдумывал ваши садовые ножницы, планируя в уме. Это позволяет моим рукам быть занятыми, а голове — ясной.

— Я делаю то же самое со своими рисунками. Рисование помогает моему разуму сосредоточиться.

Его улыбка вернулась, почему-то даже теплее, чем раньше. Появилась ямочка, отбрасывающая очаровательную тень на его щеку.

При свете камина он мог бы показаться внушительной фигурой, даже сидя. Эти широкие плечи отбрасывали большую тень, и темнота подчеркивала немного нечеловеческую форму его рта. Тем не менее, она также придавала бархатистую мягкость его коже, а отблески огня играли в темной копне его коротких волос и на костяшках пальцев.

Мягкий полумрак шел ему. И эта ямочка тоже.

— Если вы придете завтра, у меня будет… — он нахмурился, делая паузу, как будто обдумывая слово. — Пример, который я покажу вам.

Ее сердце подпрыгнуло от удовольствия.

— Прототип? Уже? Замечательно! Я могу прийти завтра днем?

— Когда вам будет удобно, миледи. Надеюсь, вы его одобрите.

Она заверила его, что так и будет. После еще нескольких вопросов о том, что ему нравится вырезать — в основном животных, — и что любит Вульф — в основном спать, — Эйслинн пожелала Хакону спокойной ночи, и, когда она поднималась по лестнице обратно в замок, ее настроение улучшилось.

Она уже слышала упреки Бренны, что у нее нет времени бездельничать в кузнице над проектом, но Эйслинн найдет время. Тихо прогуливаясь по коридорам замка, она поймала себя на том, что ей не терпится узнать, что еще может сотворить красивый кузнец своими большими руками.

7

?

Новый кузнец не разочаровал.

Эйслинн поудобнее устроилась в кресле, которое он, очевидно, поставил для нее в аккуратном уголке у окна, с подушкой и всем прочим. Она усмехнулась про себя, положив блокнот на колени и наблюдая, как гигантский полуорк суетится на своем месте.