Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
— Плохо? — удивляется Сидор Трофимович. — Так ведь нам ничего не надо.
— Так-таки ничего?
— Та ей-богу ж, ничего…
— А тебе самому?
— И мне ничего не надо! — улыбается Сидор Трофимович, поглаживая свои запорожские усы.
— Значит, доволен собой?
— Нас люди хвалят, я могу и помолчать…
Кравцов, улыбаясь, смотрит на него, невольно любуясь его богатырским ростом и усами, потом смеется:
— Итак, «достиг я высшей власти» и
— Та вроде так…
— А вот не дадим мы тебе царствовать спокойно! — вдруг резко говорит Кравцов. — Не дадим!
— За что же, Алексей Федорович?!
— Не пристало большевику спокойно жить. Нет, нет, не годится! Ишь, зажирел ты как! — и секретарь даже легонько ткнул Горового пальцем в брюхо. — А мы тут решили, что надо тебе беспокойную жизнь устроить. Садись, поговорим.
Горовой тревожно оглядывает всех, — ясно, что тут уж что-то задумано для него, не выкрутиться! Но, прежде чем сесть, он все-таки произносит:
— А юбилей как же, Алексей Федорович?..
— Ничего, ничего, поспеем!..
— Ох, не простит нам этого старик, как хотите!.. — кряхтя, усаживается Горовой. — Вовек не простит!
Последние лучи солнца сверкают на орденах и медалях. Степан Павлович и его жена чинно и медленно идут по улицам шахтерского поселка. Оба молчат, взволнованные торжественностью события.
Из калиток палисадников, из окон нарядных домиков, с порогов двухэтажных зданий приветствуют их шахтеры.
Старик и старуха молчаливо, учтивыми поклонами отвечают на приветствия.
— Смотри, Вася, как наши идут! — шепчет молодая девушка сидящему с ней рядом на скамейке в садике широкоплечему парню с гвардейским значком на штатском костюме.
— Хорошо идут! — отвечает парень.
Из калитки выходит пара — муж и жена. Немолодая женщина со слезами на глазах бросается к жене юбиляра.
— Дуся, подружка моя дорогая, — плачет она, — дожила ты до своего счастливого дня! Рада я, рада!
— Дожила, Маша! — степенно отвечает старуха своей подружке.
— А помнишь, Дуся, — вспоминает женщина, откидывая со лба седую прядь волос, — помнишь свадьбу, и как мы пели: «Шахтер голый, шахтер босый, шахтер курит папиросы!»
— Вспомнила баба, як дивкой була, — усмехается ее муж, пожилой шахтер, и протягивает вперед поднос с рюмками.
— Не обидь, Степан Павлович! Дай чокнуться с почетным шахтером и моим дорогим соседом!
Степан Павлович берет рюмку и с волнением в голосе спрашивает:
— Много налил?.. Или то руки дрожат?..
— И ничего удивительного, — сочувствует сосед. — У меня бы
Приподняв рюмку, Степан Павлович растроганно отвечает:
— Скоро, Кузьма, и на твоей улице праздник!
Чокнувшись, соседи выпивают.
И снова медленно и торжественно идут старики по шахтерскому поселку.
— Глянь на батю и на маму глянь! Как жених и невеста! Правда? Даже смешно! — провожая взглядом своих родителей, улыбается Лида.
— Не смешно, а завидно, — мечтательно отвечает Василий.
Лида смеется:
— Завидно? Старости захотел? Глупый, нам же все-таки лучше, мы молодые!
— А я завидую… Хотел бы я с тобой так — целую жизнь. И вот так же под ручку пройтись!
— Пойдем, Вася! — предлагает Лида и поднимается со скамейки.
Василий идет вслед за ней. Вдалеке зазвучал духовой оркестр. Они идут молча вдоль аллеи невысоких тополей, и, вдруг остановившись, Василий тихо спрашивает:
— А ты меня любишь, Лида?
— Люблю…
Василий решительно заявляет:
— Тогда сегодня же и объявимся!
— Ой, боюсь! — пугается Лида и снова быстро идет вперед.
Неотступно следуя за ней, Василий взволнованно и хмуро продолжает:
— Клянусь, я ж все равно своего достигну! Та я не только у нас на шахте, а во всем Донбассе первым навалоотбойщиком буду! Увидишь!
— Ой, Вася?
— А ты меня любишь, Лида?
— Люблю…
Как острый бур, врывается во тьму свет зажженных фар. По шоссе мчится «Победа».
В машине трое: немолодой водитель, рядом с ним секретарь обкома партии Кравцов и какой-то человек на заднем сиденье, — он дремлет.
Через железнодорожные переезды, сквозь тощие и милые донецкие «посадки», мимо новых и старых беленьких поселков одноэтажного шахтерского Донбасса мчится машина… Вдруг — поворот, и точно океанский пароход возникает перед нами многоэтажный, многооконный и многотрубный корпус электростанции.
Водитель резко останавливает машину. Кравцов молча выходит из нее. Стоит и смотрит.
Плывут по ветру дымы. Всплескивают фонтанчики на озере у станции. Горячий пар идет от воды.
На блестящей поверхности озера колеблются и дрожат тысячи огней. Станция работает. Слышно ее могучее и мерное дыхание. В проводах, разбежавшихся отсюда на всю округу, посвистывает знакомый донбасский ветерок.
— Приехали? — сонным голосом спрашивает пассажир.
— Нет. Это станция, — многозначительно отвечает водитель.
— Ну и что же?
— Минут пять постоим и дальше поедем.