Избранные произведения
Шрифт:
Прощайте...– прибавил он громче, обратившись в сторону
спальни. Василий заторопился, засуетился, крепко пожал руку
своему другу и пошел провожать его на крыльцо. Жена деланно
приветливо крикнула из спальни:
– До свидания, извиняюсь, что не могу выйтить.
На дворе стояли ранние осенние сумерки, когда безлистые
голые деревья неподвижны, на деревне кое-где загораются
тусклые огоньки, над мокрым полем висит туман, и деревня со
своей
призора лошадьми кажется забытой и отрезанной от всего мира.
Петр пошел вдоль улицы, стараясь идти по кромочке, около
изб, но часто нога в худом башмаке соскальзывала с нее и
попадала в грязь.
Около последней избы сидел какой-то старичок в полушубке,
в бараньей шапке и валенках по-зимнему, и насасывал трубочку.
– Ай ты, милый, идешь? – спросил он, когда Петр подошел к
нему ближе.
Петр узнал в нем своего случайного знакомого, который
подвез от станции.
– Да, я,– ответил Петр.
– В науку опять, значит?
– Да, надо...
– Так... Ну, давай бог...
Старичок почему-то внимательно посмотрел на мешочек
Петра, где у него были книги, и сказал:
– Подожди-ка маленечко.
Старичок поднялся с завалинки и, переступив валенком
через высокий порог, скрылся в сенцах.
366
Петр остался ждать. Потом оглянулся кругом и долго
смотрел на убогие, покривившиеся крайние избы, растолченную
грязь улицы, которую уж покрывала осенней темнотой
надвигавшаяся ночь, потом почему-то посмотрел на свою
куртку и башмаки, как будто они вместе с этой грязью и
заброшенностью деревни говорили о его собственной
заброшенности, бесприютности среди людей, которым чуждо
все то, чем он живет.
Старичок вернулся. Вынул что-то из-под полы и, подавая
Петру, сказал:
– Возьми-ка ситничка краюшечку пожевать дорогой.– Петр
почему-то сначала отдернул было руку, но потом решительно
взял.
– Спасибо, старик,– сказал Петр. И пошел.
За деревней стало сразу холоднее. В бок вдруг подул сухой
ледяной ветер, и грязь дороги стало охватывать морозом. Через
несколько времени небо прочистилось, обещая холодную
морозную ночь.
Петр дошел до леса и, как будто что-то вспомнив, связанное
с этим местом, взглянул на искрившиеся в бесконечной высоте
звезды, потом, криво усмехнувшись, посмотрел на краюшку
хлеба. Но сейчас же, вдруг весело рассмеявшись, сказал:
– Э, к черту! Не в этом суть...
И бодро зашагал в своих рваных башмаках по обмерзающей,
твердо-скользкой грязи.
367
Печаль
I
Вот
лесов. Я отыскал себе это местечко, чтобы уходить сюда от
городской суеты и мелькания лиц человеческих.
За лесом, на широком расчищенном пространстве стоит
двухэтажная дача. И когда идешь по лесу, то в просвет дороги
еще издалека виднеются ее белые трубы, березы у окна и елки у
балясинка. А за домом, через поле – дорога в лес. И никого
кругом.
Хорошо, если есть такое место, куда можно забиться иной
раз от всего на свете. Теперь это мне особенно пригодилось.
Мои милые хозяева трогательно заботливы. Они
присматриваются ко мне и спрашивают, почему я так
переменился. Я стал совсем не тот. Может быть, у меня какая-
нибудь большая утрата?
Хуже всего, когда спрашивают. И я, отвернувшись к окну,
чтобы не видели моего лица, говорю, что у меня нет никакой
утраты. Все так, как было. Просто со мной случилась небольшая
история, самая обыкновенная. Она задела меня одним только
краем. Я как-нибудь справлюсь, и это пройдет.
II
Заходящее весеннее солнце золотит красным золотом
верхние окна дачи, верхушки еще безлистых берез и медленно
умирает на стволах дальних сосен.
Я беру из-за двери ружье и иду бродить по опушкам.
В апрельском воздухе тишина и весенняя сырая мягкость. В
лесных оврагах еще лежит снег, и в чутком воздухе на заре
слышно журчание последних лесных ручейков.
Прислонив к старой березе ружье, я сажусь на пень у
заросшей просеки, по которой идет дорога с двумя старыми
канавами по сторонам, и смотрю кругом.
По ту сторону оврага за частым осинником заходит солнце.
Обнаженные вершины осин по-весеннему четко виднеются на
красноватом фоне заката, который отражается в лужицах от
стаявшего снега меж старых пней и кустов порубки.
368
На груди у меня под курткой шуршит бумага. Это одно
письмо, которое я получил на днях, и оно случайно завалялось в
кармане. Конверт уже совсем мягкий и протершийся на сгибах.
Этих писем я получать больше не буду...
В пустынности старой дороги, в весенней тишине
оживающей природы есть какая-то боль и неясная надежда. И я
напряженно прислушиваюсь к каждому звуку, как будто чего-то
жду.
Какая-то поздняя птичка однообразно свистит в чаще.
Пахнет сырой землей и в теплой струе, потянувшей с поля,–