Избранные произведения
Шрифт:
Сокровище мое родное! Когда я увидела тебя, услышала
твой голос, который я так любила,– все встало передо мной в
неповторимой живости.
Все, все помню!
И эту ослепительно-прекрасную грозу, и нашу тропинку в
Серебряном Бору, и поздние вечера, когда мы с ветками сирени
376
возвращались оттуда. В автобусе No 4... В окна навстречу рвался
влажный ветер с полей и играл моими волосами.
Все помню, до последней
не умрет у меня никогда... Помню, как мы выбежали на
площадку лестницы и оба вскрикнули при виде надвинувшейся
черной грозовой тучи с зловещими желтыми подпалинами.
Такой страшной тучи я не видела никогда. Но у меня была
только нетерпеливая радость при виде ее. Мне казалось, что от
ее грозного приближения увеличивалась наша с вами слитность,
как будто мы хотели вместе сжаться перед какой-то опасностью.
И первые порывы ветра в открытое окно, и запах дождя от
капель, упавших на рукав вашего костюма... Все помню!
И мне сейчас так мучительно сладко, так тоскливо
прекрасно, что я плачу. . Стою у окна, прижав платок к губам,
глаза мои заволоклись слезами, они капают мне на руки. Но я не
хотела бы сдерживать их.
Высшей радости, чем эти слезы, я не знала...»
– Вот, старина, она поняла. Это как раз то, что бывает, когда
у человека раскрывается душа и начинает слышать то, что в
обыкновенное время не слышит никогда.
Ты не подумай, что это пустой сентимент. Все зависит от
того, чего стоит твоя душа. Если она у тебя пустая и из нее
ничего не рождается, кроме маленькой радости «личного
счастья», это будет пустой сентимент.
А есть души, у которых от слез вырываются песни такой
живительной и возвышающей душу скорби, что человек хранит
их целыми столетиями, и целые поколения живут ими...
Все, милый друг, идет от того, сколько ты сам стоишь...
Все от этого.
«...А помните этот сумрак в комнате? И букет полевых
цветов, стоявший у меня на столе перед диваном?
Вы взяли его, подставили под дождь. И в комнате сразу
запахло лугом и травой.
А на лаковую поверхность стола падали капли...
Это было в какой-то праздник, и я забыла купить провизии.
В буфете нашелся только голый кусок сыра. Мы,
проголодавшись, смеялись и резали его друг другу по кусочку.
Я даже помню, в каком я тогда была платье: в белом, с
туманными сиреневыми цветами по нем.
377
И вы знаете, когда мое сердце впервые раскрылось
вами?.. Когда мы входили в комнату, и я услышала запах
дождевых капель на ваших рукавах и еще запах мокрых цветов.
А потом... потом все кончилось... Вы заходили ко мне без той
нетерпеливой радости, как прежде, когда я открывала вам дверь,
мы оба бегом бежали в мою комнату и бросались друг к другу с
невыразимой радостью новизны ощущения нашей близости.
Кончилось...
Вы уже больше молчали, сидя около меня на диване. И у
меня было такое впечатление, как будто вы исполняли какую-то
скучную обязанность...»
– Вот здесь она права, старик. Это правда, так было. Дай ты
человеку самое высшее сокровище, которым бы он прочно
владел изо дня в день,– и сокровище это умрет для него.
Натянувшиеся в первые мгновения до высшего напряжения
струны в душе скоро ослабеют, обвиснут и перестанут издавать
звуки.
Ну, что сделать, чтобы у нас не спускались колки в душе, как
в скрипке? Что?
Есть, конечно, люди, у которых строй держится. В них что-то
постоянно живет, отчего колки у них не спускаются. Это вот те
люди, о которых помнят целые поколения.
Но их мало. Очень мало, старик...
Отсюда бедность и убогость души, когда человек не может
жить своей силой. Он чувствует себя одиноким и из боязни
одиночества готов на такую жизнь, от которой его душа
перестанет звучать уже навеки.
Это страшная вещь, старик...
«...А после вашего ухода я подходила к зеркалу и почему-то
долго смотрела на свое лицо.
И часто, в долгие осенние вечера, вернувшись после тяжелой
работы дня, я напрасно ждала вас, сидя на диване.
Я вставала с дивана, положив сцепленные руки на голову,
стояла несколько времени, потом обводила взглядом свою
пустую комнату и, вздохнув, роняла руки.
«Что же,– думала я,– сколько впереди еще таких холодных
осенних вечеров...»
А за ними что?
И не лучше ли поступиться, отказавшись от настоящего,
редкого, что вырывает из души слезы, найти какую-нибудь
спокойную и прочную опору в жизни. Такую скромную, бедную
378
душу, которая, может быть, по своей бедности не уйдет от тебя
никуда...
И такой человек встретился мне. Как, что,– не спрашивайте
меня. Я знала только, что мне есть к кому прийти и выплакать в
тяжелую минуту свою душу.