Избранные сочинения в шести томах. Том 3-й
Шрифт:
Глухой, гортанный возглас одобрения вырвался у каж¬ дого сторонника Матори, когда они выслушали кровавый совет одного из старейших в народе. Мстительность, глу¬ боко внедрившись в их души, стала отличительной чертой их нравственного облика,—тем отраднее было им слушать иносказательные намеки старого вождя. Матори заранее радовался успеху своих замыслов, видя, как сочувственно большинство собравшихся принимает речь его друга. Все же до единодушия было еще далеко. После речи первого оратора, как требовал обычай, выдержали долгое молча¬ ние, чтобы все могли оценить ее мудрость, прежде чем дру¬ гой вождь возьмет на себя смелость ее опровергнуть. Вто¬ рой оратор, хотя весна его дней тоже давно миновала, был все же не так стар, как его предшественник. Он пони¬ мал невыгоду этого обстоятельства и постарался, по воз¬ можности, уравновесить его преувеличенным самоуничи¬ жением. — Я только ребенок,—начал он и украдкой поглядел вокруг, чтобы увериться, насколько его признанная репу¬ тация храброго и рассудительного вождя опровергала это утверждение.— Я жил среди женщин в ту пору, когда мой отец был уже мужчиной. Если моя голова седа, то это не потому, что я стар. Тот снег, что падал на нее, пока я спал на тропах войны, примерз к моим волосам, и жаркому солнцу у селений оседжей оказалось не под силу его рас¬ топить. Тихий ропот пробежал по рядам, выразив восхищение теми делами оратора, о которых тот так искусно напомнил. Оратор скромно выждал, когда волнение слегка улеглось, и, ободренный похвалами слушателей, продолжал с воз¬ росшей силой: — Но у молодого воина зоркие глаза. Он может видеть очень далеко. Он рысь. Поглядите на меня получше. Я сей¬ час повернусь спиной, чтобы вам видеть меня с обеих сто¬ рон. Теперь вы знаете, что я ваш друг, потому что я вам показал ту часть моего тела, которую еще не видел ни один пауни. Смотрите теперь на мое лицо — не на
убит пауни, от того, где мои молодые охотники убили би¬ зона? Оно того же цвета. Владыка Жизни создал их друг для друга. Он создал их похожими. Но будет ли зеленеть трава там, где был убит бледнолицый? Мои молодые охот¬ ники не должны думать, что этот народ слишком много¬ числен и не заметит потери одного своего воина. Он часто их перекликает и говорит: «Где мои сыновья?» Когда у них не хватит одного человека, они разошлют по прериям отряды искать егоГ Если они не смогут найти его, они при¬ кажут своим гонцам искать его среди сиу. Братья мои! Большие Ножи не глупцы. Среди нас сейчас находится ве¬ ликий колдун их народа; кто скажет, как громок его го¬ лос или как длинна его рука?.. Видя, что оратор, разгоревшись, подошел к самой сутп своей речи, Матори нетерпеливо оборвал ее: он вдруг встал и провозгласил, вложив в свой голос и властность, и пре¬ зрение, и насмешку: — Пусть мои молодые воины приведут на совет вели кого колдуна бледнолицых. Мой брат поглядит злому духу прямо в лицо! Мертвая тишина встретила неожиданную выходку Ма¬ тори. Она не только грубо нарушила освященный, обычаем порядок совета: своим приказом вождь, казалось, бросил вызов неведомой силе одного из тех непостижимых су¬ ществ, на которых индейцы в те дни смотрели с благогове¬ нием и страхом. Лишь очень немногие были настолько просвещенны, чтобы не трепетать перед ними, или на¬ столько дерзновенны, чтобы, веря в их могущество, идти против них. Все же юноши не посмели ослушаться вождя. Овида верхом на Азинусе торжественно вывели из шатра. Новая эта церемония явно была рассчитана на то, чтобы сделать из пленника посмешище. Однако расчет не совсем оправдался: испуганным зрителям «колдун» представился величественным. Когда натуралист на своем осле вступил в круг, Ма¬ тори, опасавшийся его влияния и потому постаравшийся выставить его жалким и презренным, обвел глазами собра¬ ние, выхватывая то одно, то другое темное лицо, чтобы увериться в успехе своей затеи. Природа и искусство, соединив свои усилия, сумели так изукрасить натуралиста, что он где угодно стал бы пред¬ метом изумления. Его тщательно обрили в наилучшем те- тонском вкусе. От густой шевелюры, отнюдь не излишней 325
в эту пору года, оставили только изящную «скальповую прядь» па макушке, хотя едва ли бы она сохранилась, если бы в этом случае обратились за советом к самому док¬ тору Бату. На оголенное темя был наложен толстый слой краски. Затейливый рисунок, тоже в красках, вился и по лицу, придав проницательному взгляду глаз выраже- нпе затаенного коварства, а педантическую складку рта превратив в угрюмую гримасу чернокнижника. Доктор был раздет до пояса, ио для защиты от холода ему на плечи накинули плащ из дубленых оленьих шкур в замыслова¬ тых узорах. Точно в издевку над его родом занятий, все¬ возможные жабы, лягушки, ящерицы, бабочки и прочее, все должным образом препарированные, чтобы со време¬ нем занять свое место в его домашней коллекции, были прицеплены к одинокой пряди на его голове, к его ушам н другим наиболее заметным частям его тела. Однако этот причудливый наряд показался зрителям не так смешон, как жуток. К тому же грозные предчувствия придали чер¬ там Овида сугубую строгость и вызывали у него смятение ума, отражавшееся в глазах. Ибо он’видел свое достоин¬ ство попранным, а себя самого ведомым, как он полагал, на заклание в жертву некоему языческому божеству. Пусть читатели явственно представят себе этот образ, и им понятен будет ужас, объявший людей, заранее готовых преклониться перед своим пленником как перед могущест¬ венным слугой злого духа. Уюча провел Азинуса прямо в середину круга и, оста¬ вив там их обоих (ноги натуралиста были так крепко при¬ вязаны к животному, что осел и его хозяин превратились, можно сказать, в единое целое, являя собою в классе мле¬ копитающих некий новый отряд), отошел на свое место, оглядываясь на «колдуна» с тупым любопытством и подо¬ бострастным восторгом. Зрители и предмет их созерцания были, казалось, оди¬ наково удивлены. Если тетоны взирали на таинственные атрибуты «колдуна» с почтением и страхом, то и доктор Бат озирался по сторонам с тем же смешением необычных эмоций, среди которых, однако, страх занимал едва ли не первое место. Его глаза, в эту минуту получившие стран¬ ную способность видеть все увеличенным, казалось, оста¬ навливались не на одном, а сразу на нескольких темных, неподвижных, свирепых лицах, но ни в одном не находи¬ ли хотя бы проблеска приязни или сострадания. Наконец 326
его блуждающий взор упал на печальное и благооб¬ разное лицо траппера. С Гектором в ногах старик стоял у края круга, опершись на ружье, которое ему возвратили как признанному другу вождя, и раздумывал о скорбных событиях, каких можно было ожидать после совета, от¬ меченного столь важными и столь необычными церемо¬ ниями. — Почтенный венатор, пли охотник, или траппер,-- сокрушенно сказал Овид,— я чрезвычайно рад, встречая вас здесь. Я боюсь, что драгоценное время, назначенное мне для завершения великого труда, близится к непредви¬ денному концу, и я желал бы передать свою духовную ношу человеку хотя и не принадлежащему к деятелям науки, но все же обладающему крохами знания, какие по¬ лучают даже самые ничтожные дети цивилизованного мира. Ученые общества всего света несомненно станут на¬ водить справки о моей судьбе и, возможно, снарядят экс¬ педиции в эти края, чтобы рассеять все сомнения, какие могут возникнуть по этому столь важному вопросу. Я по¬ читаю за счастье, что кто-то говорящий со мной на одном языке присутствует здесь и сохранит память о моем конце. 327
Вы расскажете людям, что, прожив деятельную и славную жизнь, я умер мучеником науки и жертвой духовной тем¬ ноты. Так как я надеюсь, что в последние мои минуты буду неколебимо спокоен и полон возвышенных мыслей, то, если вы еще и сообщите кое-что о том, с какою твер¬ достью, с каким достоинством ученого я встретил смерть, это, возможно, поощрит будущих ревнителей науки на со¬ искание той же славы и несомненно не будет никому в обиду. А теперь, друг траппер, отдавая долг человеческой природе, я в заключение спрошу: вся ли надежда для меня потеряна или все-таяи можно какими-то средствами вырвать из когтей невежества сокровищницу ценных све¬ дений и сохранить ее для не написанных еще страниц естественной истории? Старик внимательно выслушал этот печальный призыв и, прежде чем ответить, казалось обдумал заданный ему вопрос со всех сторон. — Я так понимаю, друг доктор,— заговорил он веско,— ваш случай как раз такой, когда для человека шансы па жизнь и на смерть зависят только лишь от воли провиде¬ ния, которому благоугодно изъявить ее через безбожные выдумки хитрого индейского ума. Впрочем, чем бы ни кон¬ чилось дело, я не вижу тут особенной разницы, так как ни для кого, кроме вас самих, не имеет большого значения, останетесь вы живы или же умрете. — Как! Сокрушают краеугольный камень здания науки, а вы полагаете это маловажным для современни¬ ков и для потомства?— перебил его Овид.— И замечу вам, мой отягченный годами коллега,— добавил он с укориз¬ ной,— когда человека волнует вопрос о собственном су¬ ществовании, то это отнюдь не праздная забота, хотя бы ее и оттеснили на задний план интересы более широкого порядка и филантропические чувства. — Я так сужу,— снова начал траппер, и наполовину не поняв тех тонкостей, которыми его ученый сотоварищ постарался, как всегда, расцветить свою речь,— каждому только раз дано родиться и только раз умереть — собаке и оленю, индейцу и белому. И не вправе человек ускорить смерть, как он не властен задержать рождение. Но я не скажу, что невозможно что-то сделать самому, чтобы от¬ далить хотя бы ненадолго свой последний час; а потому каждый вправе поставить перед собственной мудростью вопрос: как далеко он готов пойти и сколько он согласен 328
вытерпеть страданий, чтобы продлить свою жизнь, и без того уже, быть может, слишком затянувшуюся? Не одна тяжелая зима, не одно палящее лето прошло с той поры, когда я еще метался туда и сюда, чтобы добавить лишний час к восьми десяткам прожитых годов. Пусть прозвучит мое имя — я всегда готов отозваться, как солдат на вечер¬ ней перекличке. Я думаю так: если вашу судьбу решать индейцам, то пощады не будет. Верховному вождю тето- иов нужна ваша смерть, и он так поведет свое племя, чтобы оно никого из вас не пощадило; и не очень я пола¬ гаюсь на его показную любовь ко мне; а потому следует подумать, готовы ли вы к такому странствию; и если го¬ товы, то не лучше ли будет отправиться в него сейчас, чем в другое время? Если бы спросили мое мнение, я, пожа¬ луй, высказался бы в вашу пользу: то есть, я думаю, ваша жизнь была достаточно хорошей — в том
Воспитанные всем укладом его жизни и прирожденной скромностью, они причудливо соединились, чтобы лечь в основу этого необычайного характера. Глава XXVIII Колдунью эту в Смитфильде сожгут, А вас троих на виселицу вздернут. Шекспир, «Король Генрих VI» Сиу с похвальным терпением ждали конца приведен¬ ного выше диалога. Большинство сдерживалось, испыты¬ вая тайный трепет перед непостижимым Овидом. И только некоторые вожди, более умные, с радостью воспользова¬ лись передышкой, чтобы собраться с мыслями перед неиз¬ бежной схваткой. Матори же, далекий от того и от дру¬ гого, был доволен, что может показать трапперу, насколько он считается с его прихотями; и, когда старик оборвал на¬ конец разговор, вождь бросил на него взгляд, вырази¬ тельно напомнивший, что переводчик должен оценить такое снисхождение. Воцарилась глубокая тишина. Затем Матори встал, собираясь, видимо, заговорить. Приняв позу, полную достоинства, он внимательно и сурово огля¬ дел собравшихся. Однако выражение его лица менялось, по мере того как он переводил взгляд с приверженцев на противников. На первых он смотрел хотя и строго, но не грозно, вторым же этот взгляд, казалось, обещал всяческие беды, если они посмеют пойти наперекор могучему вождю. Но и в час торжества благоразумие и хитрость не по¬ кинули тетона. Бросив вызов всему племени и тем самым утвердив свое право на главенство, он был как будто удов¬ летворен, и взор его смягчился. Только тогда среди мерт¬ вой тишины вождь наконец заговорил, меняя свой голос в соответствии с тем, о чем вел он речь и к каким прибе¬ гал красноречивым сравнениям. — Кто есть сиу? — начал он размеренно.— Он вла¬ ститель прерии и хозяин над всеми ее зверями. Рыбы реки с замутненными водами знают его и приходят на его зов. В совете он лиса, взором — орел, в битве — мед¬ ведь. Дакота — мужчина! — Выждав, пока не улеглись одобрительные возгласы, которыми соплеменники встре¬ ззи
тили столь лестное для них определение, вождь продол¬ жал:— А кто такой иауни? Вор, крадущий только у жен¬ щин; краснокожий, лишенный доблести; охотник, выклян¬ чивающий у других свою оленину. В совете он белка, что скачет с ветки на ветку; он сова, что кружит над пре¬ рией ночью; а в битве он — длинноногий лось. Пауни — женщина. Он снова умолк, потому что из нескольких глоток выр¬ вался вопль восторга, и толпа потребовала, чтобы презри¬ тельные слова были переведены тому, против кого была направлена их жалящая насмешка. Прочитав приказ во взгляде Матори, траппер подчинился. Твердое Сердце не¬ возмутимо выслушал старика и, очевидно заключив, что еще не настал его черед говорить, снова устремил взор в пустынную даль. Матори внимательно наблюдал за плен¬ ником, и его глаза отразили неугасимую ненависть, пита¬ емую им к единственному в прериях вождю, чья слава превосходила его собственную. Его снедала досада, что не удалось задеть соперника — и кого? — мальчишку! Однако он поспешил перейти к тому, что, как ему пред¬ ставлялось, вернее должно было возбудить злобу сопле¬ менников и толкнуть их на выполнение его жестокого замысла. — Если бы землю переполнили ни к чему не пригод¬ ные крысы,— сказал он,— на ней не стало бы места для бизонов, которые кормят и одевают индейца. Если пре¬ рию переполнят пауни, на ней не будет места, куда могла бы ступить нога дакоты. Волк-пауни— крыса, сиу — могучий бизоп. Так пусть же бизоны растопчут крыс и расчистят себе место. Братья, к вам обращался с речью малый ребенок. Он сказал, что волосы его не поседели, а замерзли; что трава не растет на том месте, где умер бледнолицый! А знает он цвет крови Большого Ножа? Нет! Мне ведомо, что не знает; он никогда не видел ее. Кто из дакотов, кроме Матори, сразил хоть одного блед¬ нолицего? Никто. Но Матори должен молчать. Когда он говорит, все тетоны закрывают уши. Скальпы над его жилищем добыты женщинами. Их добыл Матори, а он — женщина. Его губы немы. Он ждет празднества, чтобы запеть среди девушек! Эти слова, полные притворного самоуничижения, встретил шумный ропот, но вождь, не слушая, вернулся на свое место, точно и впрямь решил больше не говорить. 331
Ропот, однако, возрастал, постепенно охватив все собра¬ ние; казалось, в совете вот-вот начнется разброд и смяте¬ ние. И тогда Матори выпрямился во весь рост и стал продолжать свою речь, на этот раз разразившись ярост¬ ным потоком обличений, как воин, жаждущий мести. — Пусть мои молодые воины пойдут искать Тетао! — восклицал он.— Они найдут его продымленный скальп над очагом пауни. Где сын Боречины? Его кости белее, чем лица его убийц. Спит ли Маха в своем жилище? Вы знаете, что прошло уже много лун, как он отправился в блаженные прерии. О, если бы он был здесь и сказал бы нам, какого цвета была рука, снявшая с него скальп! Так хитрый вождь говорил еще долго, перечисляя имена вопиов, которые встретили смерть кто в битвах с пауни, кто в пограничных схватках между сиу и теми белыми, что по духовному развитию недалеко ушли от ди¬ карей. Он не давал им времени вспомнить достоинства, а вернее сказать — недостатки отдельных воинов, которых он называл, продолжая быстро перечислять все новые имена; однако так умело подбирал он примеры, так были горячи его призывы, которым его звучный голос прида¬ вал особую силу, что каждый из них будил отклик в груди того или другого слушателя. И вот, когда красноречие вождя достигло еще небыва¬ лого жара, в середину круга вышел глубокий старец, с трудом передвигавший ноги под бременем лет, и стал прямо перед говорившим. Чуткое ухо могло бы уловить, как оратор чуть запнулся, когда его пламенный взгляд впервые упал на неожиданно возникшую перед ним фи¬ гуру; но изменение тона было так незначительно, что только тот и мог его заметить, кому хорошо были изве¬ стны отношения между ними двумя. Этот старец некогда славился красотол и стройностью, а его глаза — орлиным взором, неотразимым и пронизывающим. Но теперь его кожа сморщилась, а лицо было изрезано множеством шрамов — из-за них-то полвека назад он и получил от ка¬ надских французов прозвище, которое носили столь мно¬ гие пз славных героев Франции и которое затем вошло в язык дикого племени сиу, так как оно отлично выра¬ жало заслуги храброго воина. Шепот: «Ле Балафре!» \ 1 Ь<? Ьа1аГгё означает по-фрапцупски «покрытый шрахмами». 332
пронесшийся в толпе при появлении старца, не только выдал его имя и всеобщее к нему уважение, но и позво¬ лил догадаться, что его приход был из ряда вой выходя¬ щим событием. Старец, однако, стоял молча и недвижно, а потому волнение быстро улеглось; все взоры вновь об¬ ратились на оратора, все уши вновь впивали отраву его одурманивающих призывов. Лица слушателей все явственней отражали успех Ма¬ тори. Скоро в угрюмых глазах большинства воинов зажегся злобный, мстительный огонь, а каждый новый хитрый довод за то, чтобы уничтожить врагов, встречался все менее сдержанным одобрением. Окончательно покорив толпу, тетон коротко воззвал к гордости и доблести своих соплеменников и внезапно снова сел. Замечательное красноречие вождя было вознаграждено бурей восторженных криков, среди которых вдруг по¬ слышался глухой, дрожащий голос, словно исходивший из самых глубин человеческой груди и набиравший силу и звучность по мере того, как он доходил до слуха собрав¬ шихся. Наступила торжественная тишина, и только те¬ перь толпа заметила, что губы древнего старца шевелятся. — Дни Ле Балафре близятся к концу,— таковы были первые внятные слова.— Он как бизон, чья шерсть уже не растет. Скоро он покинет свое жилище и пойдет искать другое, вдали от селений сиу. А потому он будет говорить не ради себя, а ради тех, кого он оставляет здесь. Слова его — как плод на дереве, зрелый и достойный стать по¬ дарком вождям. Много раз земля покрывалась снегом, с тех пор как Ле Балафре перестал выходить на тропу войны. Кровь его когда-то была очень горячей, но она успела остыть. Ваконда более не посылает ему снов о битвах, и он видит, что жить в мире лучше, чем воевать. Братья, одна моя нога уже сделала шаг к полям счастли¬ вой охоты, скоро сделает шаг другая, и тогда старый вождь разыщет следы мокасин своего отца, чтобы ие сбиться с пути и явиться на суд Владыки Жизни по той же тропе, по какой уже прошло столько славных индей¬ цев. Но кто пойдет по его следу? У Ле Балафре нет сыновей. Старший отбил слишком много коней у пауни; кости младшего обглодали собаки конзов! Ле Балафре пришел искать молодое плечо, на которое он мог бы опе¬ реться, пришел найти себе сына, чтобы, уйдя, не оставить свое жилище пустым. Тачичена, Быстрая Лань тетонов,