Изгнание беса
Шрифт:
Женщина послушно поднялась.
– Сын у меня записался в «братья»,- как бы между прочим сообщил хозяин.- Револьвер купил, свечей килограмм – сопляк . . . Так что далеко ходить не надо.- Вдруг, протянув руку, сорвал с Кикиморы очки, бросил на стол. Оправа переломилась. Кикимора вскрикнула и закрыла ладонями круглые фасеточные глаза.
– Ну. Кого ты позовешь, парень?
Герд молчал. Смотрел ему в лицо. Неприветливое было лицо. Чугунное. Как утюг.
– Когда сюда шли, видел вас кто-нибудь?- спросил хозяин.
– Видел,- Герд описал человека в шляпе.
– Плохо.
Задумался, глядя меж положенных на стол могучих кулаков.- : Не поможет,- подумал Герд.- Побоится. Хоть бы переночевать пустил. Надоело – грязь и голод, и промозглая дрожь по ночам в придорожных канавах. Они мечутся по долинам от одного крохотного городка к другому.
Как волки.
– Между прочим,- сказал хозяин,- вчера одного поймали. Из «Приюта Сатаны». Такой худущий, с красными глазами и в соломенной шляпе … Не знаешь, случаем?
– Нет,- похолодев, ответил Герд.
– Ну, дело твое … Длинный такой, оборванный. Притащили к церкви. Отец Иосав сказал проповедь: «К ним жестоко быть милосердными» …
Пойдем, пойдем, пойдем!- Кикимора потянула Герда.
– Цыть!- хозяин хлопнул ладонью.- Сиди, где сидишь!- Посопел, пересиливая ярость. Спросил:- А чего не едите? Ешьте,- сходил на кухню, налил две полные миски. Некоторое время смотрел, как они едят,- Вот что, парень, оставить я тебя не могу. Сын у меня и вообще – приглядываются. А вот дам я тебе адрес и что там нужно сказать . . .
– Спасибо.
– А то ты тоже – сунулся: «Здрасьте, возьмите меня на поезд». Другой бы тебя мог – и с концами . ..- Он отломил хлеба, посыпал солью, бросил в широкий рот. Жевал, перекатывал узлы на скулах.- Альцов, значит, погиб? Дело, конечно, его, не захотел к нам насовсем . . . Да ты ешь, ешь … Толковый был мужик, кличка у него была -«профессор». Мы с него много пользы поимели … Правда, не наш. Это уж точно, что не наш . .. Гуманист . . .- Отломил себе еще хлеба.- Ты вот что, пойдешь по цепочке – не рыпайся, делай, что тебе говорят. У нас, парень, знаешь, строго, не хуже, чем у «братьев».- Покосился на Кикимору, которая затихла, как мышь.- Девчонку с собой возьмешь?
– Это моя сестра,- не Донеся ложку, сказал Герд.
– Дело твое . . . Трудно ей будет. Но дело твое. Мы ведь как? Нам чужих не нужно. Который человек – тогда поможем. Но чтобы свой до конца. И так как крысы живем, каждого шороха боимся. И тех и этих. Дело твое. Я к тому, чтобы ты понял – не на вечеринку идешь…
– Я понял,- сказал Герд,
– А понял, так хорошо … Теперь адресок и прочее …- Хозяин наклонился к Герду и жарко зашептал. Потом выпрямился. – Запомнил? Не перепутаешь? .. Ты вот еще мне скажи, ты же из «Приюта Сатаны», что там думают: мы все переродимся или как?
– Не знаю …
– Не знаю …- Он скрипнул квадратными желтыми зубами.- А хоть бы и не все. Так что же – в карьер их закопаешь? Нет, парень, это все равно что себя закапывать …
С треском распахнулась дверь, и женщина отпечаталась в проеме.
– Звонят! . .
Где-то далеко, часто и тревожно, как на пожар, плескался перетеньк колоколов. У Герда начало стремительно проваливаться сердце.
– Вот он, брат Гупий . . .
Герд
– Не туда,- сказал хозяин.
Быстро провел их через комнату в маленький темный чуланчик. Повозился, распахнул дверь, хлынул сырой воздух.
– Задами, через заборы и в поле – вдоль амбаров,- сказал хозяин.- Ну – может, когда свидимся. Стой!- Тяжелой рукой придавил Герда, сверзу вниз вонзил твердые зрачки.- Поймают – обо мне молчи. И адресок тоже забудь – как мертвый. Понял? Ты не один теперь: всю цепочку потащишь. Сдохни, а чтобы ни звука! . .
Женщина махала им:- Скорее! . . Послышались крики- пока в отдалении… Визг… Пистолетный выстрел . . . Кинулись в небо испуганные грачи . . .
– Я понял,- сказал Герд.- Я теперь не один.
Бледная Кикимора, плача, тащила его …
Первым добежал брат Гупий. Подергал железные ворота амбара – заперто. Ударил палкой.
– Здесь они!
Створки скрипнули. Вытерев брюхом землю, из-под них выбрались два волка – матерый с широкой грудью и второй поменьше – волчица.
Брат Гупий уронил палку.
– Свят, свят, свят …
Матерый ощерился, показав частокол диких зубов, и оба волка ринулись через дорогу, в кусты на краю канавы, а потом дальше – в поле.
Разевая рты, подбежали трое с винтовками.
– Где?
– Превратились,- стуча зубами, ответил брат Гупий,- Пресвятая богородица, спаси и помилуй! . . Превратились в волков – оборотни . . .
Главный, у которого на плечах было нашито по три серебряных креста, вскинул винтовку. Волки бежали через поле, почти сливаясь с серой, сырой травой. Вожак, оглядывался. Главный, ведя дулом, выстрелил, опережая матерого. Потом застыл на две секунды, щуря глаза.
– Ох ты, видение дьявольское,- мелко крестясь, пробормотал брат Гупий. Подбегали потные и яростные люди.- Ну как ты – попал?
Главный сощурился еще больше и вдруг в сердцах хватил прикладом о землю.
– Промазал, так его и так!- с сожалением сказал он.
Было видно, как волк и волчица, невредимые/ серой тенью проскользнув по краю поля, нырнули в овраг.
Танки вошли в город на рассвете. Оранжевое солнце уже вынырнуло из сельвы. Длинные лучи его, встрепенув пронзительных попугаев, желточными полосами легли на выпуклую и пустынную поверхность шоссе. Сержант пропускного пункта, цокая каблуками, лениво бродил по этим полосам, оставляя в неподвижном воздухе переливающиеся облака сигаретного дыма, когда в недрах сельвы, во влажной и сумрачной сердцевине его, там, где из хаоса первобытных корней коричневым куполом, как яйцо ископаемой птицы, взметнулась к тающим утренним звездам силиконовая, гладкая и блестящая громада Оракула, возник ровный гул моторов – взбух, перекрыв птичий гвалт", покатился вперед: с треском опрокидывая пышные верхушки гевей, окутываясь бензиновым чадом, на шоссе выкарабкалась квадратная бронированная машина – осеклась, подрагивая горячим телом, и, как палец, уставила короткое дуло прямо на серый, игрушечный, пластмассовый домик пограничной охраны.