Изгнанница

Булгакова Ирина Е.

Пока еще несмелыми осторожными прикосновениями тонких белесых щупальцев, тотчас рассыпающихся на белые девственные хлопья при малейшем дуновении ветра, туман определяет границы будущих владений.

Башня Девичьей Невинности, как и положено башне с таким названием, неохотно сдавала свои позиции. Вот погас в закатных лучах купол. Сверкнул в последний раз, как молния, и погас. Лучи Гелиона ласково погладили позолоченный шпиль, на долю секунды задержавшись на верхушке.

Дэвису не нужно было искать других окон, чтобы представить себе картину наступления Ночи в целом. Все семь башен, вместе с остальными городскими постройками,

окруженными высокой стеной с узкими бойницами, теперь были погружены в темноту. Еще не тьму. Еще угадывались очертания узкой, выстроенной в готическом стиле башни Неизбежного Наказания. При дневном свете, казалось, состоящая из одних острых углов, в призрачной темноте растеряла былое величие, и теперь слепо щурилась узкими окнами, всматриваясь в глубину подступающего мрака. Башня с символическим названием Учитель-и-Ученик, вернее две башни, ступенчатые постаменты которых постепенно сужались, протягивали друг к другу руки ажурных мостов. Пройдет совсем немного времени, и туман выберется из горной долины. Он почти достиг стены, окружавшей город. Он почувствовал свою силу, и теперь как полноводная река стремился достичь возможных пределов. Поступь его неслышна, а власть беспредельна.

Дэвис глубоко вздохнул и закрыл глаза. Королевство Семи Пределов - только начало. Хотя, если ориентироваться по карте - кусок лакомый. Но плох тот раб, который не мечтает разделаться с господином. Начинать нужно с малого, а потом Дэвису будет принадлежать весь мир!

Неплохой свадебный подарок, он почти усмехнулся, для Невесты.

Часть вторая

Выбор

1

– Слава Свету, ты очнулась. А я-то уж подумала: Лесавку, что ли, какую, в лесу подобрали. Грязная, оборванная…

Голос принадлежал старухе. Убранные в пучок седые волосы, открытый лоб, прямой нос, пронзительный взгляд, высокая, статная, с горделивой осанкой. Если бы не морщины, проложившие пути-дорожки на обожженном Гелионом лице, ее вполне можно было принять за женщину не старше сорока, у которой еще был шанс найти того, кто скрасит ее одиночество.

Все это разглядела Лорисс после того, как перестали слезиться глаза.

– Я вообще сначала решила, что ты мертва, - старуха подвинула табурет ближе к широкой лавке, на которой лежала Лорисс.
– Наступал вечер, и мы торопились домой. Как вдруг Питер - глаза у него острее моих - говорит: смотри, у дороги кто-то лежит. Пришпорил лошадь и как рванет вперед. Я и остановить его не успела. Хотела сказать: вдруг там Попрошайка Дорожная, что еще попросит, не отвяжешься потом, а Питер уже - поди поймай!

Лорисс с трудом улавливала нить рассказа, хотя голос у старухи был глубоким и звучным. Все вокруг было незнакомым: чужая горница с чужими вещами. Большое окно, с разноцветным узором по оконной раме, лавки, стоящие у стены, украшенные деревянной бахромой. В углу, над столом, покрытым скатертью, у самого потолка на маленькой полке иконка с изображением Отца Света, а ниже - деревянный истукан, вылитый Лесной Дед. Все вокруг такое узнаваемое, почти как дома, кольнула в сердце мысль. И такое чужое.

Но вот сознание уловило знакомые слова “Попрошайка Дорожная”, и Лорисс вспомнила, как бабушка рассказывала о том, что встретить такого на дороге - дело хлопотное. Маленький сухой старичок, словно выгоревший под лучами жаркого Гелиона, имел обыкновение что-нибудь просить. Правильно сказала неизвестная старуха -

что еще попросит. А не дать нельзя. В пути удачи не будет. Или колесо у телеги сломается, или дожди дорогу размоют, или вообще случится страшное - лошадь умрет от неизвестной хвори. Тысячу раз пожалеешь, что отказала Попрошайке Дорожной, а поздно будет.

Знакомая сказка успокоила Лорисс. И Отец Света, и Лесной Дед, и даже Попрошайка Дорожная, все как у людей. Куда же она попала? В Близнецах и Кружевнице ее сразу бы узнали, несмотря на то, что она “грязная и оборванная”.

– Где я?
– шептали ее губы, а душа жалобно пискнула “Заморыш”.

– Ты у добрых людей, девушка, - старуха поправила одеяло, сшитое из волчьих шкур, которым была укрыта Лорисс.
– Не переживай. Тут с тобой ничего плохого не случится. А деревня наша Светляки называется. Может, слышала?
– старуха прищурилась.

Непроизвольно Лорисс мотнула головой и поморщилась от резкой головной боли.

– Ты головой-то не тряси, - посоветовала старуха, - не знаю, что случилось с тобой, но досталось тебе сильно… Так вот. Я за Питером не поехала. Спрыгнула с телеги и пошла следом. Если что случится, хоть лошадей уберегу. От Попрошайки-то. Смотрю, Питер тоже соскочил с лошади, стоит и смотрит. Темнело уже. Ты лежала на спине, руки раскинуты, глаза закрыты. У меня сердце зашлось, думаю, мертвая девка. Наклонилась к тебе, сердце бьется еле-еле. Питер стоит, глаза раскрыл, что делать не знает. Где это видано, что б в наши края девку занесло! До ближайшей деревни - Беглянки - полдня пути. И то если лошади резвые…

Старуха еще что-то говорила, но Лорисс не слушала. Беглянка, Светляки. Знакомые названия. Только вот где она их слышала? Кто-то из близких, бабушка, наверное, упоминала. Скорее всего, бабушка. А может, мама? Но что она рассказывала, хоть убей, не вспоминалось.

Лорисс попыталась сесть, но старуха ее остановила.

– Рано тебе еще, - она положила тяжелую руку Лорисс на плечо, и та послушно легла.
– Я помыла тебя, - старуха вдруг бросила на Лорисс короткий колючий взгляд.
– Бельишко твое никуда не годное, так я тебе свежее подобрала. Интересный у тебя на теле знак… Эта змея с двумя головами… Ты знаешь?

– Это родимое пятно… Так мама говорила.

– Это знак. Но не о том речь, после поговорим об этом. Три дня ты в беспамятстве была, вся горячая. Я тебя поила Сон-травой, и горячка спала. Вон и щеки порозовели. Теперь и покушать можно. От одной настойки щитовника сыта не будешь. Пошлю Капитона за горячим супчиком. Можно тебе уже. Как звать-то тебя будем, милая?

От неожиданности Лорисс закашлялась. Глаза у старухи смотрели спокойно и участливо.

– Вилена, - тихо сказала она.

– Ишь ты, - старуха склонила голову и несколько мгновений разглядывала Лорисс.
– Красивое имя тебе мать придумала. А меня Харидой зови. Знахарка я местная.

Знахарка. Лорисс проглотила слюну. Имя степное, значит, третье. Каждая женщина, решившая заниматься непростым ремеслом, много лет должна была учиться у старой знахарки. Отправляясь в мир Иной, та называла ученицу новым именем. Прежнее в деревне постепенно забывалось. Лорисс и припомнить не могла, что старую Фаину когда-то звали по-другому.

– Деревня-то, откуда ты родом, как называется? Или ты у нас Лесная дева - мара?
– глаза у Хариды смеялись. Чтобы опытная знахарка, да мары от настоящей девки не отличила?