Изгои. Роман о беглых олигархах

Колышевский Алексей

– Я вам сесть не предлагал, а вы сели.

Он непонимающе уставился на меня, затем мгновенно покраснел и вскочил так, как будто в зад ему впилась стальная иголка:

– Ну, знаете, вы границы-то не переходите! Сейчас время не то!

– Садитесь.

Он сел. Я закурил и стал молчать. Он начал говорить, но с относительно спокойного тона почти сразу сорвался на отрывистый лай. Кричал, угрожал, называл меня «сукой» и еще по-всякому. Я молчал. Тогда он начал приударять ладонями по столу в такт своему лаю и сделался похожим на барабанщика. Я молчал. Он выдохся и охрип, и тогда я спросил:

– Все?

На новый виток его не хватило, и

он лишь молча кивнул – «все».

– А раз все, то я скажу. Органы, они не только карают, они еще и воспитывают. Ты даже не хочешь узнать, куда пошли твои деньги, а напрасно.

– На строительство детского дома, я полагаю, – саркастически парировал Феликс.

– Ну, как-то так. Во всяком случае, от тебя не убыло и ты все еще находишься на свободе.

– Ты мне ни хера не сделаешь, – он опять застучал по столу, словно заяц по барабану, – а бабки верни.

– Нет, – я покачал головой, – не верну. И ты напрасно считаешь, что я тебе ничего не сделаю. Я тобою задницу вытру.

Потом в кабинет вломились коллеги, привлеченные воплями секретарши, в свою очередь привлеченной воплями Феликса и звоном выпавших из стеклянного шкафа фарфоровых и оловянных кубков, подаренных мне в разное время за разные спортивные достижения. Например, стрельбу по летающим пластмассовым тарелкам на стрельбище «Динамо» и победу в соревновании водных лыжников. Ворвавшимся привиделась картина частичного разгрома моей казенной обители. В частности, шкаф для кубков был опрокинут и лежал на боку. Стол валялся вниз крышкой, а пол был усыпан бумажными и коленкоровыми обрывками документов различного характера. В углу у батареи сцепились двое, и нас долго не могли растащить. Я могу поклясться, что слышал, как кто-то (в шутку, наверное) предлагал разлить нас кипятком из секретарского чайника.

Суть дела же была проста, как день и ночь: Феликс торговал нерастаможенной мебелью, а я наложил на очередную пересекшую границу под видом опилок партию запрет. Все было конфисковано, а затем за божеские деньги распродано по разным мебельным базам. Половину выручки я присвоил, половину заслал наверх, и Феликс пришел ко мне «обсудить». Вылилось для него это обсуждение в трое суток административного ареста. За то время, пока он сидел, дело его чуть не погибло. В офисах прошло несколько обысков, компьютеры грузили прямо в бортовые грузовики, на счета был наложен арест, короче – тихий ужас. После трех суток в изоляторе временного содержания, в одной камере с вонючими отъявленными негодяями, он вновь предстал передо мной. Я накормил его бутербродами и напоил кофе. Он заплакал. Я предложил ему полюбовно отписать половину мебельного бизнеса. Он успокоился. Для него эта мебель была пустяком, но выводы Феликс сделал безошибочные: никто теперь не оставит его в покое, выдоят до костей. Тогда он начал выводить активы, о чем я узнал довольно скоро и теперь уже по своей инициативе вызвал его.

– Готовишься сделать ноги?

– А что ты предлагаешь? С вами бороться бесполезно, себе дороже. Поеду туда, где погоны не лезут в бизнес, Паша. В цивилизованную страну поеду.

Я достал сигарету, прикурил и долго смотрел на Феликса сквозь табачный дым. Очертания его физиономии расплывались, и постепенно мне стало казаться, что он как-то совершенно по-клоунски кривляется. В допросе необходимо выдержать паузу, она порой дороже любых, даже самых сильных слов.

– Оно конечно, – начал я, слегка покашливая, – заграница это панацея, для тебя особенно. Но вот в чем вопрос: с чем туда ехать, в эту заграницу?

– То

есть? – он подался вперед.

– То и есть. Я ведь знаю, что ты распродажу устроил. Недвижимость распродаешь, сдаешь в долгосрочную аренду, заводы свои на аукцион через каких-то мартышек выставил, да все я про тебя знаю. Могу по минутам рассказать твою последнюю неделю, веришь? Могу тебе палок в колеса напихать. Да чего тут говорить, ты все понимаешь.

– Понимаю. Сколько ты хочешь?

– Ничего я не хочу. Уезжай себе на здоровье. У меня просьба скорее не материального, а гуманитарного характера.

– А именно? – удивился Феликс.

– Жизнь заковыристая штука, – начал я немного издалека, – кто знает, что может произойти? Сегодня я тебя вызвал. Ты, при всех своих миллионах, вынужден сидеть в этом дрянном кабинетишке и терпеть мои издевательства, а завтра все перевернется с ног на голову. Я тебе больше скажу – должно перевернуться. Я кто? Да никто. Мудак и беспредельщик в погонах. Ты предприниматель, светлая голова – это ты так думаешь. На самом деле ты ворюга, но это мое частно-народное мнение, уж извини. Так что я предлагаю нам помириться. Меня тоже можно понять – я человек подневольный. Прижать тебя было не исключительно моей инициативой. А сейчас я могу помочь. Сделать так, чтобы ты уехал спокойно, ничего по дороге не растеряв.

– Да я понял. Я и спрашиваю поэтому, чего ты хочешь?

– Однажды – я не знаю, когда это случится и случится ли вообще, – мы встретимся, и ты подашь мне руку. Без зла. И выслушаешь меня. Я знаю, Феликс, что ты человек слова, настоящий бизнесмен только таким и должен быть, поэтому обещай мне, что все произойдет в точности, как я прошу.

Он немного подумал и ответил:

– А потом ты о чем-то попросишь?

Я пожал плечами и улыбнулся:

– Черт его знает…

– Я согласен.

И Феликсу было позволено уехать. Я обставил все так, чтобы его отъезд выглядел словно побег, организовал даже бутафорское преследование, которое «шло по пятам», но постоянно опаздывало буквально на доли секунды, когда Феликса уже и след простыл. Так, финансовая проверка закончилась лишь спустя полгода после того, как он уже перебрался на Остров, запрос Генпрокуратуры три раза терялся в недрах самой Генпрокуратуры, а следователь по особо важным делам, не успев начать изучение дела, был с почестями отправлен на пенсию. По уровню коррупции Россия все еще стоит на месте банановых стран вроде Зимбабве, и не пользоваться этим обстоятельством было бы глупостью, непростительной для практичного человека.

Само собой разумеется, что никто из тех людей, что возвышаются над плебсом – моих руководителей, – не позволил бы свершиться тому, что свершилось, не будь на то веских, с их точки зрения, причин. Вначале Феликс финансировал их шаги вверх по карьерной лестнице, но затем, когда семена дали всходы и в руках этих людей оказалась реальная власть, он перестал быть им нужен. Более того, он стал неудобной деталью в красивой, придуманной биографии, постоянно напоминая о полууголовном, а то и вовсе бандитском происхождении российского политического истеблишмента. Убрать Феликса попробовали однажды, организовав громоподобное в буквальном смысле слова покушение: взрыв в центре города, – но он выжил. Дело получило широкий резонанс, не говорил о нем только ленивый, поползли слухи, строились различные весьма точные предположения из серии «кому это выгодно», и было решено «отжать» Феликса «по-тихому». Исполнителем был назначен… Кто? Я, разумеется.