Изгои. Роман о беглых олигархах
Шрифт:
Лампочка болталась над входом в подвал, дверь была не заперта. Я спустился по лестнице – ступеней пятьдесят, не меньше, – и вошел в круглый зал. Здесь прямо на полу сидел безногий старик и очень аккуратно крохотным ножичком обтачивал карандаш. На меня старик не обратил никакого внимания.
Перед ним стоял четырехрожковый подсвечник с единственной зажженной свечкой, старик щурился и что-то ворчал себе под нос. Я не нашел ничего более оригинального и интеллигентно покашлял. Старик закончил острить карандаш, поднес его поближе к подслеповатым глазам своим и совершенно неожиданно (по-русски!) сказал:
– Внук у меня.
И замолчал. Я растерялся:
– Ну и что?
– Внук у меня страшный человек. Сидим за столом:
– Ушлый паренек, с фантазией, – заметил я.
– Дык я ж и говорю, – старик вдруг впервые за все это время поглядел на меня и сделался серьезным. Нахмурил таежные брови и почесал левый висок. – Давай сюда эту.
Меня начал слегка раздражать весь этот абсурд, и я резко бросил:
– Чего еще? Какую эту?
– Эту, которую тебе там дали. У тебя в левой руке которая, – старик еще больше нахмурился и буравил меня взглядом. Я отметил про себя, что глаза у него были злыми необычайно. Таких откровенно злых глаз я вообще никогда не видел, мне даже стало не по себе. Я и забыл про то, что левая моя рука все еще сжата, и, раскрыв ладонь, увидел черную, примитивно сделанную человеческую фигурку. Такую мог слепить ребенок дошкольного возраста или вырезать из камня пещерный человек. Из чего именно была сделана эта фигурка, я так и не понял.
– Ну! Чего тянешь кота за муда? – рявкнул старик.
Я наклонился и положил перед ним фигурку, он жадно схватил ее и принялся обнюхивать. В том, как он это делал, не было ничего человеческого, словно передо мной на полу сидел странный зверь.
– Она, – с удовлетворением в голосе констатировал наконец этот безногий индивид. – Куды будем энвольтировать?
Я не рискнул переспрашивать, лишь пожал плечами, мол, «мне все равно». Значение мудреного глагола «энвольтировать» мне как-то не встречалось.
– Так, понятно. Ну, тады я сам.
Он поднял подсвечник и талым воском единственной свечки полил на фигурку. Он капал до тех пор, пока воск, застыв, полностью не облепил ее головку. Тогда, отставив свечку, старик схватил свой карандаш, вновь пробубнил что-то себе под нос и воткнул карандашный, иглой отточенный грифель фигурке прямо в горло. Затем быстро вытянул руку и замер.
Несколько секунд ничего не происходило, а потом из крохотной дырочки, оставшейся в воске после укола грифелем, показалась красная капля. Она быстро набухала, и вот уже не было никаких сомнений, что капля эта не что иное, как кровь. Старик ожил, что-то повторил несколько раз громким голосом, и вдруг капля превратилась в тугую, фонтаном бьющую струю. Он подставил под нее свое лицо, и вмиг белая борода его сделалась красной.
– У-у-у, – в экстазе выл старик и жадно глотал кровь, а я почувствовал, что меня вот-вот вывернет наизнанку. И это непременно произошло бы, но струя начала иссякать и довольно быстро прекратилась. Старик положил фигурку возле подсвечника и булькающим голосом сказал: – Поди-ка сюда.
Я подошел.
– Протяни руку, – при этом он протянул мне свою, скрюченную, словно куриная лапа. Я вздрогнул, когда он прикоснулся ко мне. Он был абсолютно… холодным! Не таким, как бывает, когда замерзнешь на ледяном ветру. Даже тогда в озябшем теле чувствуется жизнь, ощущается движение крови. Нет. Он был холодным иначе. Я с трудом вытерпел его рукопожатие.
– Пьетроф, – представился старик. – Друид.
– Павел, – честно признался я.
– Ну, иди. Чего уж, – задумчиво пробормотал старик и
Я очнулся на той же кушетке в китайском заведении. Возле меня стояла подставка с погасшей и давно остывшей трубкой. Так это лишь сон? О, да… Мое тело было разбито, голова кружилась, а во рту стоял сладковатый привкус гнилой картошки. Я прохрипел какие-то слова, совершенно не понимая их смысла. Пришел китаец, напоил меня отваром из глиняной чашки. Стало легче, но лишь на мгновение. Почти сразу на смену легкости пришла забота. А что я могу сделать с Микаэлом? Да ничего. Жаль, что не бывает чудес на свете. Вернее, бывают, но не со мной.
Вышел на улицу. Огляделся. Улица как улица, ничего особенного: магазины, парикмахерские, офисы. Все, разумеется, закрыто – ночь на дворе. Возле одной вывески я остановился, еще не осознав до конца, что заставило меня сделать это. Не веря глазам своим, прочел: «Спиритический салон „Сила друида“. Гадание и прочие оккультные услуги за скромную плату». Дверь в кирпичной стене и лампочка без абажура. Никогда больше не буду курить этой дури, а вот выкурить сигарету, пожалуй, было бы неплохо. Вытащил пачку, полез в карман достать зажигалку и рядом с ней нащупал что-то незнакомое. Секунду спустя я с недоумением разглядывал лежащую на ладони фигурку, смутно вспоминая, где я мог ее видеть до этого. Вспомнил. Некоторое время взгляд мой бешено перескакивал с вывески на ладонь, и неизвестно в какую пропасть безрассудства я упал бы, не возьми я себя в руки. Так, надо рассуждать логически. Откуда в кармане эта штука? Я не верю ни в каких чертей, друидов и прочую ерунду, привидевшуюся по обкурке. Значит, кто-то положил ее мне в карман? Кто же это мог быть? Разумеется, тот китаец, когда я спал!
Бормоча себе под нос весь этот бред, я вернулся в курильню и принялся стучать в закрытую дверь, громко требуя хозяина. Его испуганная физиономия появилась в дверном проеме спустя мгновение:
– Мы закрыты, сэр. Приходите завтра.
– Послушай, как тебя?
– Сяо, господин.
– Ага. Вот что, Сяо, ты не мог бы объяснить, что это такое? – я показал ему фигурку.
– О! Это небольшой сувенир. Мы все время кладем его нашим посетителям. Подарок, – с облегчением ответил китаец Сяо и захлопнул дверь, лишив меня возможности спрашивать. Я все-таки закурил, какое-то время постоял, разглядывая окаянную фигурку. Не верю я во всю эту чертовщину. Этого не бывает.
Фигурка была из черной пластмассы. Я повертел ее в руках и неизвестно зачем прижег ее головку окурком. Головка расплавилась, а я бросил испорченную вещицу на тротуар. Подул ветер, и влекомая им фигурка придвинулась к решетке сточной канавы и провалилась между ее прутьями. А я пошел домой.
…Микаэл имел одну слабость. Вернее, слабостей у него было, конечно, больше, и среди них встречались как относительно безвредные, так и довольно опасные, но отказаться от этой он никогда и не помышлял. Эта слабость была не только безвредной, она была совершенно безобидной, да и слабостью-то могла считаться с большой натяжкой. Микаэл очень любил пить гранатовый сок. Азербайджанского производства. Непременно азербайджанского, никакого другого он не признавал. Считал, что сок граната обновляет кровь, оздоравливает и вообще чрезвычайно полезен. Купить такой сок в Лондоне и вообще в Англии было невозможно, поэтому Микаэлу завозили его самолетом. Несколько поставок в год. Сок разливали в литровые стеклянные бутылки и упаковывали в ящички по шесть штук. Бутылки производились там же, в солнечном Азербайджане, на стекольном заводе в славном городке Али-Байрамлы. Затем их поставляли на линию по розливу, пропаривали, наполняли соком, закупоривали винтовой крышкой и пластиковой пленкой для пущей герметичности. При открытии каждая бутылка должна была издавать легкий вакуумный хлопок.