Измена. Отбор для предателя
Шрифт:
Он не поднимая глаз, продолжает что-то черкать в книжке, а я понимаю, что теперь все становится намного сложнее. Я пообещала Клем, что мы убежим. Но как теперь выполнить обещание?
Я что-нибудь придумаю, обязательно придумаю. Я уже прошла через многое…
— В инквизицию есть вход, Элис, но нет выхода. Это ты должна была знать.
— Ты сказал, что все делается по желанию.
— И от своих слов не отказываюсь. Никто не будет тебя насиловать и принуждать. Но отныне каждая капля твоей крови принадлежит ордену.
Великий
Глашатай орет на всю улицу слова, от которых у меня сжимается сердце всякий раз, когда я их слышу.
Как же быстро он начал отбор, как же сильно он торопится поскорее найти новую жену. От злости и ненависти я сама не замечаю, как до крови раздираю ладони ногтями от того, что крепко сжимаю кулаки.
Стоило нам въехать в первый мелкий городок на нашем пути, как мы сразу же услышали объявление. А потом еще и еще, в каждом селении, пока не доехали до столицы.
— А этот Стормс не пожалел денег на поиски, — раздраженно говорит Блэйк, — от этих визгунов уже трещит голова.
— Вот бы мне попасть на этот обор, — шепчет Клем, и ее шепот не ускользает от Блэйка.
— А тебе зачем? — бросает он на нее взгляд.
— Крылья выдрать подонку, — говорит она. — А потом утопить в отхожем месте и смотреть, как будет бултыхаться.
— Ого, — улыбается Блэйк, — а ты кровожадная девчонка. И чем это он тебе насолил?
— Не твое дело… И кстати, тебя бы я утопила вслед за ним, не обольщайся, мерзавец, — говорит она с ненавистью поглядывая на свой пульсирующий кулон.
Когда она впервые решила снять его, она кричала, как безумная и даже попыталась накинуться на инквизитора, но он тут же остановил ее сердце одним легким движением руки. Разумеется, симпатии от этого у Клементины к нему не прибавилось. Теперь, иначе, как подонком, или мерзавцем, она его не называла.
— А знаешь, Клементина, — говорит Блэйк, — думаю нужно предложить епископу идею, чтобы отправить кого-то из ордена на отбор. Будешь хорошо себя вести, я могу даже предложить твою кандидатуру.
Клем смотрит на Блэйка, а потом на меня, не понимая, шутит он или нет.
— Я серьезно, — говорит он. — Представь себе, жена Ивара Стормса, одного из сильнейших князей, первого претендента на кресло советника — член ордена инквизиции. Думаю, такая идея придется по вкусу епископу Фабиусу. Да что там говорить, он из мантии выпрыгнет от восторга.
— Подожди… Ты это серьезно?
Блэйк хмурит брови
— Изначально я шутил, но теперь, чем больше я думаю об этом, тем интереснее мне кажется эта мысль. Жаль только, что это невозможно.
— Почему?
— А где ты тут видишь юных девственниц с хорошим воспитанием?
Клем одкидывается на сиденьи задумывается.
Я ловлю на себе странный взгляд Блэйка. Он словно хочет что-то сказать мне, но в последний момент передумывает.
— Что? — спрашиваю я.
37
Ивар
— Твоему отцу нравилась Элис, — говорит мать и отпивает из чаши. — Я даже немного ревновала. Трудно будет найти такую же красивую и здоровую, как она. Сейчас девки пошли уже не те, что в былые времена, сложно отыскать из сорной травы достойный цветок. Но я помогу тебе, сын.
В ответ на это я лишь морщусь, чувствуя, что отделаться от матери будет трудно. С тех пор, как умер отец, она стала совершенно невыносимой, и теперь помешана на том, чтобы контроллировать все, что ее окружает. И вот теперь оставила свое имение на юге, чтобы сделать мою жизнь невыносимой.
— Я вполне могу справиться и сам.
— Ты уже один раз справился сам, и чем это кончилось? Элис была хорошей девочкой, но, похоже, слишком слабой. Не смогла выносить сына.
— Ты не могла бы не говорить о ней? — говорю я, с трудом скрывая раздражение.
— Мне не нравится, как ты выглядишь, Ивар. — Осунулся, глаза побледнели, и волосы… Что с твоими волосами? Они всегда были такими густыми, такими сильными. Ты совсем перестал думать о том, как ты выглядишь.
Я провожу рукой по волосам и с отвращением смотрю на ладонь. Волосы действительно выпадают.
— Должно быть это от переживаний. Когда умер твой отец, у меня выпали почти все волосы. Кто бы мог подумать, что Диана Стормс будет носить парик всего в пятьдесят лет. Но скорби сокращают нашу жизнь, такова плата за счастье, которое мы не ценим, когда оно рядом.
Я морщусь и с недоверием смотрю на мать.
— Хватит нести чушь, мама, ты не была счастлива с отцом.
— Твой отец был жестоким и властным драконом, ревнивым и не терпящим возражений мужем. Но я любила его. Любила по своему…
— Счастлив это слышать, — говорю я и встаю из за стола, наконец радуясь, что можно избавиться от повинности находиться рядом с матерью, от скорбного и требовательного вида которой у меня уже сводит зубы.
Смотрю на ее густые косы пшеничного цвета. Совсем такого цвета были волосы Элис. Наверное эти срезали с какой-то девушки, чтобы моя мать могла пускать пыль в глаза окружающим.
А где теперь волосы моей Элис? Нужно спросить у Даррена.
ВДруг они сохранились где-то и от них еще пахнет ею… Ее уже нет в живых, а волосы все еще пахнут живой Элис.