Измена. Простить, отпустить, отомстить?
Шрифт:
– Могу. И работаю. И устроилась туда сама, прикинь, без звонка Давида Аароновича и папиной протекции.
– Это повод для гордости?
– А то. Мне вот вчера в благодарность даже коробку Родных Просторов принесли. Представляешь? Мне тысячу лет не приносили конфеты на прием, а сейчас вот, закончу болтать и пойду чай пить.
– Насть, ты вообще себя слышишь? – В ужасе прошептала мама. – Какие конфеты, какой чай, о чем ты?! На свою зарплату ты могла нанять кондитера, чтоб он тебе эти конфеты крутил целый день! Что с тобой,
– Ну, Никиту я уже вырастила. А Томочку… как-как, с Божьей помощью, - смиренно заключила я. Мне даже стало нравиться троллить маму, потому я с радостью приняла ее следующий выпад.
– Настя, тебе там будут платить копейки!
– Да, - послышался мой полный печали вздох, - зарплата, конечно, маленькая. Зато алименты у меня будут роскошные. И наследство, дай Бог вам долгих лет здравия, тоже порадует. Я же у вас единственный ребенок?
– Настя, ты хамишь.
– А ты лезешь, куда тебя не просят. Яблоко от яблоньки, мамуль.
Я знала, что последует дальше. Угрозы, и если они не помогут, то шантаж собственным здоровьем, папиной репутацией, и бабушкиными протезами, которые развалятся, если вдруг я подведу отчизну. Я уже плавала в этом море и успела изучить каждый камушек на дне, а потому ловко обошла их все.
– Мам, давай я обрисую тебе, как вижу наше дальнейшее общение. Вежливо, по существу, на те темы, которые действительно важны. Внуки, погода, твое и мое самочувствие. Встречаться нам пока не вижу смысла, Тому, если хочешь, можешь видеть в любое время. Я люблю вас с папой, но что-то в нашем общении пошло не так, и как раньше уже не получится.
– То есть ты хочешь войны?
– Нет. Я хочу мира, именно поэтому я не заблокировала тебя и не поменяла свой номер. Чтобы честно и по-взрослому поговорить с тобой.
– Настасья, - рыкнула мама, - ты доиграешься. Это тебе не салочки с дворовыми девками! Это еще Давид Ааронович не знает, что ты отчебучила! Это…
Что случилось дальше, я не услышала. Нажала отбой и, выключив звук, оставила телефон на кровати. Вернулась обратно на кухню, там Тома уплетала сваренные ею же макароны. Щеки дочки лоснились от жира, масла она в свое блюдо не пожалела и щедро бахнула всю пачку.
Эта картина вызвала во мне умиление, сразу вспомнилось, как когда-то я и сама училась готовить, радовалась первым победам и плакала над угольками в мусорном ведре. Сырники мне уже тогда не давались.
– Вкусно тебе, ребенок?
– Очень!
Я погладила косматую макушку, Тома зацепилась за мою руку и пару раз боднула ее щекой, ну точно, что котенок. Несколько минут мы молчали, а потом я произнесла:
– Тома, ты как поешь, собирайся, нам нужно кое-куда съездить.
– М, и куда? – Прочавкала она.
– Посмотреть одну квартиру и если она нам понравится, заключить договор. Мы с тобой переезжаем.
Глава 55
Тома
– Ну как?
От волнения у меня между лопатками чесалось. Квартира, которую я сняла, отличалась от того, к чему привыкла Тамара. Высокий человейник в плотно заселенном комплексе, двадцатый этаж, сорок шесть квадратных метров и один бестолковый архитектор, по дурости которого в таком крохотном пространстве умудрились сделать огромный коридор, царскую ванную, гардероб и умерили размах только когда поняли – на комнаты метров не осталось. Спальня и кухня вышли кукольными.
Зато этот дом стоял аккурат между моей новой работой и Томкиной школой, здесь был свежий ремонт, очень светло и тепло, во дворе куча площадок, где дочь могла бы гулять без моего надзора, а главное – аренда, которую я могу себе позволить! Даже с учетом небольшой сейчас зарплаты, я могу использовать сбережения и еще останется хорошая сумма на черный день!
– Том, да не молчи ты, - занервничала я.
– Я не молчу. Я рассматриваю.
– Тут нечего рассматривать, кровать и шкаф. Кровать белая, шкаф… тоже белый. Ну, так что скажешь?
Я понимала, что вряд ли моему ребенку понравится эта квартира. А еще понимала, что уже заключила договор и отдала деньги и других вариантов нет. А ждать когда появится… спасибо, больше не хочется. Дождалась уже…
– Мам, а в нашем старом доме совсем никак? – С жалостью протянула Тома. – Там комнаты огромные, и сад, и уютно, и все мои платья в шкаф влезают. Мне там очень нравится.
Тома тяжело опустилась на голый матрац. Я села рядом, и весело боднула дочку плечом, будто совсем не переживаю из-за ее слов.
– Мне тоже очень нравится наш дом.
– Так зачем тогда переезжать? – огромные глазюки как два фонаря зажглись ярким светом. – Останемся дома, это ведь наш дом!
– Дедушкин.
– Ну, дедушка то наш? Мам, мне там так хорошо, там все свое, родное.
– Томочка, мне там тоже очень хорошо. Пока смотрела все эти квартиры, поняла, что жить хочу в доме. И обязательно куплю нам такой или даже лучше, когда немного оправлюсь. Но пока так.
– Оправишься после болезни?
– После нее тоже, - уклончиво ответила я.
Тома засопела. У нее на лбу образовалась крохотная морщинка, а в голове происходили совершенно непривычные процессы. Тамара думала…
– И все-таки я не понимаю, - наконец она подала голос, - зачем нам уезжать?
Разговаривать с детьми в принципе сложно. А говорить с ними на их же, простом и понятном языке и при этом касаться важных тем типа квантовой физики, высшей математики или сепарации в одной конкретной еврейской семье – вовсе невозможно. Но я постаралась.
– Том, дружок, скажи, кто у вас самая крутая девочка в классе?