Измена. Простить, отпустить, отомстить?
Шрифт:
Настя это Настя. Не нужно сейчас о ней. Впрочем, развить мысль мне не удалось. Когда Женя обхватила меня за плечи и прикусила нижнюю губу, я полностью утратил связь с мозгом. Кровь отлила вниз к члену, и думать о чем-то другом стало невозможно.
Женя легко подтолкнула меня к кровати.
– Тут же Тома, - я снова обернулся на дверь.
– А мы быстро.
– Ну… не так уж и быстро.
– Конечно не так, милый, - закивала она, - иди ко мне.
И только я забрался на кровать, только стянул пояс с тонкого халатика, только представил,
– Пап, мне не хорошо, - прошептала дочь.
Я соскочил с Жени быстрее чем гонщик Формулы один разгоняет свой кар. Слава богу, я так и не успел снять штаны, поэтому сейчас стоял перед дочерью почти приличным. Правда, Тома не заметила бы на мне даже клоунского парика и красного носа.
Бледная, она едва стояла на ногах, придерживая рукой стену.
– Малыш, что с тобой? – Я опустился на колени перед своей девочкой.
– Живот болит.
– Давно?
– После обеда. Несколько часов назад заболел.
Я непроизвольно кинул взгляд на часы – девять вечера. Значит Тома мучается примерно с четырех. Достаточно, чтобы принять какие-то меры. Обернувшись назад, увидел, как Женя поправляет узел на халате. Поймав мой недовольный взгляд, она ответила:
– Я дала ей но-шпу.
– А почему не позвонила мне?
– Не хотела отвелкать тебя от работы, это же просто живот.
– Когда дело касается моей дочки, ничего не просто, - с нажимом повторил я и подхватил Тому на руки.
Я положил ее на нашу кровать, Женя сдвинулась в сторону и смотрела, как я пальпирую Томочкин живот. Та не жаловалась, только иногда стонала и закрывала глаза, будто хотела спать. На аппендицит это не похоже.
– Том, ты в туалете была?
– Ага.
– И как там?
– Первые пять раз нормально, - прошептала дочь.
– Пять раз?!
– Первые, - повторила малышка.
Я снова посмотрел на Женю, на этот раз негодующе. Она могла сообщить мне, что у Томы диарея, и в таком случае но-шпа мало чем поможет.
– Я сама впервые слышу, - искренне отозвалась та. – Тома не говорила мне, что ее что-то беспокоит кроме боли в желудке.
– Ладно, потом разберемся.
Я встал, чтобы найти аптечку, помятуя, что Настя хранила гигансткую пластиковую коробку с лекарствами на кухне. В этой же модной квартире едва ли найдется место для такой роскоши. Но хоть что-то кроме презервативов и смазки у Жени должно быть?!
– Пап, - простонала Тома с кровати, - очень плохо.
В следующую секунду дочь согнулась пополам и ее вырвало на безупречный турецкий ковер из натуральной шерсти. Женя кинулась к малышке, чтобы придержать той голову, пока я звонил знакомому педиатру. За все двадцать лет ни разу не видел, как болеют наши дети. Они наверное и не болели вовсе, не помню, чтобы меня это когда-нибудь касалось. И сейчас я просто терялся и боялся сделать все неправильно.
– Аркадий Паровозов, - пробасил старый друг, когда услышал мой голос.
Без
– Ладно, Кеш, езжай-ка ты в инфекционку.
– Зачем?
– За шкафом. И чтоб ребенка лечить. Пока ты пойдешь в аптеку, пока разберешься, что и как давать, Томка не только блевать, она еще и заикаться станет. Так, кто там у нас дежурит, - он замялся, будто вспоминал что-то, - ага, Иваненко. Толковый врач, осмотрит тебя и Тому и если все нормально, уже сегодня вернетесь домой.
– А если ненормально, - прошипел я.
– Полежите пару денечков. Не дрейфь, это, слава Богу, не роды, а обычная кишечка.
– Это не может быть никакая кишечная инфекция.
– Да ну, - не понял приятель, - и почему же?
– Потому что мои дети никогда не болели ею, наверное у них иммунитет.
– Ага, Кеш. Они патологически здоровы, а ты патологический дебил. Ладно. Иваненко я предупрежу, Насте привет!
И он отключился, оставив меня один на один с больным ребенком.
– Что будем делать?
– Спросила Женя, когда Тома снова согнулась в спазме, но рвать ей было уже нечем.
– Что-что, - я в ужасе схватился за волосы на затылке, - Насте звонить, разумеется!
Глава 29
Единственное, что меня заставили сделать в больнице – надеть бахилы. На остальное: пальто в руках, шальной взгляд и посещение в неприемный час просто махнули рукой. Видимо мой вид был слишком красноречив и ординатор просто испугался.
Томе с Кешей выделили отдельную палату. На этом плюсы пребывания в больнице закончились.
Вокруг меня царила разруха, от которой я успела отвыкнуть, работая в частной клинике. Неуютно, холодно, темно, свет не выключают даже ночью и многие пациенты завешивают двери полотенцем, чтобы немного поспать. В коридоре зеленые от диареи дети. Зачем черт дернул Савранского ехать в инфекционку? Если Тамара не была больна кишечкой вчера вечером, сегодня она ее обязательно подхватит.
– Томочка, - я тихонько постучала в дверь и открыла.
Дочь подняла на меня бледное лицо. Под глазами темные круги, а вокруг рта выделялся синюшный носогубный треугольник.
Моя малышка лежала на кровати, в одной руке телефон, в другой катетеры от капельницы. Когда я наконец дозвонилась до Кеши, он сказал, что не смог сам остановить ей рвоту и в итоге приехал сюда.
Тома была болезненным ребенком, но мне всегда удавалось поймать хворь «на подлете». Если надо, уколоть противорвотное, включать ингалятор при первых звуках кашля, пока тот не перешел в бронхиальный, гулять и отпаивать, если анализы не показывали бактериальную инфекцию.
За девять лет жизни Тома ни разу не лежала в больнице и оказалась здесь через месяц после переезда к Савранскому.