Измена. Жизнь заново
Шрифт:
– Ладно, мне пора.
– Опять полы драить? – ехидничает Симка.
– Уже вчера помыла.
– Да ты спятила? После операции.
– Я чувствую себя хорошо.
– Слушай, Динь-Динь, может, тебя не к косметологу, а к психиатру записать?
– Сим, не перегибай.
Я улыбаюсь, чмокаю подружку в щеку и шагаю к выходу из кафе.
– Тебя подбросить?
Симка стоит у своей белой красавицы Ауди и крутит в пальцах ключи. Я подставляю лицо моросящему дождику, мелкому, противному,
«В принципе, не такая уж и плохая погода», – выплывает бодренькая мысль.
– Нет, я на такси.
– Во, придумала! Идеальный вариант, – вскрикивает Симка. – Получи права. Пока будешь учиться, всякие мужички-водители обхаживать будут. Глядишь, и свет в глазах появится.
– Сим, не начинай. Я мужа люблю.
– Твою ж мать!
– Пока.
Я машу ей рукой и вызываю такси. Никогда не задумывалась о своей машине. Во-первых, боюсь. Не представляю, как буду одновременно следить за дорогой, знаками, движением. А во-вторых, мне это просто не надо: Глеб, его водитель, да и свекровь всегда в моем распоряжении.
Но не сейчас. Мне надо подумать.
Не хочу пока возвращаться домой, готовить обед и ужин.
А что если…
Набираю номер дочери.
– Ляль, ты когда домой придешь?
– Сегодня репетитор в пять, значит не раньше семи.
– Хочешь, поужинаем в ресторане?
– А как же папа, бабуля?
– Могу я побыть с тобой? Мы давно не разговаривали нормально.
– Ну, давай.
В голосе Ляльки сквозит неуверенность, но я настаиваю, а пока еду в городскую квартиру.
Такси сворачивает в арку старого московского дома на Садовой. Здесь все дышит советским временем: скамейки, клумбы, маленькие газоны. Только детская площадка отличается новизной и яркими красками.
Родительскую квартиру Глеба мы не продали и часто оставались в ней, когда бывали на приемах, деловых вечерах и корпоративах.
Подъезд начинается с холла, а на этажи ведет широкая лестница. Я поднимаюсь по гранитным ступеням, до блеска отшлифованным временем. Здесь чисто, на подоконниках стоят горшки с зеленью, нанятая консьержка тщательно следит за порядком.
Квартиру открываю своим ключом, кладу сумочку на комодик в прихожей и вдруг настораживаюсь. Мне кажется, что я слышу скрип и стоны. Сердце замирает в груди, а потом начинает усиленно биться. Адреналин волной поступает в кровь, шумит в ушах, туманит взгляд.
Я снимаю обувь, беру в руки металлическую ложечку для обуви и бесшумно крадусь по коврам по коридору. У спальни замираю на мгновение, отсюда звуки доносятся явственно. Теперь уже нет сомнений, что там происходит.
Я резко распахиваю дверь и столбенею.
Перед глазами смятая
А на белом ковре посередине спальни лежат кружевные трусики.
Черные трусики.
Чужие…
Я пытаюсь втянуть воздух, а вдоха нет. Раскрываю рот, как рыба, выброшенная на берег, а вдоха все нет. Наконец грудь расправляется, живительный кислород поступает в легкие. Я закашливаюсь, дергаю воротник блузки.
– Как же ты мог?! – хриплю, горло все еще сдавливает спазм.
– Дина? – Глеб вскакивает, его партнерша ныряет под одеяло.
Я смотрю на обнаженного мужа, красивого, атлетически сложенного, а взгляд невольно цепляет эрегированный орган. И тошнота подкатывает к горлу, руки трясутся, лопатка задевает поверхности и звенит от мелких касаний.
– Как ты мог!?
Я размахиваюсь и бью лопаткой по шкафу-купе для одежды, хотя очень хочется ударить по кровати, по голому заду Глеба. Зеркало рассыпается вдребезги. Один осколок впивается мужу в ногу, я это отмечаю лишь краем глаза, но удовлетворенно хмыкаю.
– Дина, что ты творишь? – рявкает он, лихорадочно нашаривая рукой трусы.
Я вижу панику в любимых глазах, его пассия визжит под одеялом, как поросенок, крутится и, не видя ничего, сваливается на пол.
– Т-так тебе и надо, стерва! – выдавливаю из себя и снова замахиваюсь.
– Глеб, убери эту сумасшедшую! – вопит из-под кровати любовница.
Но муж уже приходит в себя. Он бросается на меня, вырывает лопатку из рук. Я сопротивляюсь, не отдаю.
– Кто там у тебя? Кто? – кричу и сама не узнаю свой голос.
Пытаюсь пробиться к кокону на полу, ныряю под одну руку, под другую. Глеб удерживает меня, потом захватывает локти, и мы со всего размаха падаем на кровать.
Что-то под нами трещит, матрас проседает, девица визжит.
– Динка, спятила? – пыхтит Глеб.
Он так и не успел напялить трусы, елозит по гладкой простыни влажным телом. Его горячее дыхание обжигает кожу, я кручу головой, не хочу ни видеть его, ни слышать.
– Пусти, сволочь! Пусти меня!
– Нет, пока не успокоишься.
Я замираю, меня трясет, внутренности будто превратились в кисель и дрожат мелкой дрожью.
– Пуст-и-и-и! – кричу как одержимая, кажется, что голова сейчас лопнет от напряжения.
И тут вздрагиваю, захлебываюсь от воды, отфыркиваюсь, зажмуриваюсь…
– Легче стало?
Голос Егора доносится будто издалека.
– Что? Что это было?
С трудом открываю глаза, накрашенные ресницы не желают повиноваться. Егор сидит рядом и держит в руках пустой стакан, а по кровати на пол стекает вода.