Изменяя прошлое
Шрифт:
— Значит, так. Сейчас лезешь в окно и поднимаешься в зал. Там, за третьим столиком направо от входа сидит компания молодежи, а с ними один постарше, чернявый такой и небритый. Подойдешь к нему, спросишь, он ли брат Ивахи, и скажешь, что его Иваха зовет срочно. Мол, он за углом его ждет, не за этим, а за тем, где кусты, — махнул я рукой на другую сторону здания. — Убедившись, что тот пошел, спускаешься назад и ждешь меня в сортире, понял? Дождешься, получишь от меня полтос и свободен. Вкурил?
— Не обманешь? — засомневался мужичок.
— Не ссы, не обману, только дождись, — заверил его я.
Тому очень хотелось верить, ведь на пятьдесят рублей можно было неплохо так нажраться, даже если брать водяру у таксистов по червонцу за бутылку. Еще и на опохмел останется. И мужик полез в окно.
— Стоять! — тормознул его я. А когда тот в недоумении обернулся,
— Куртку снимай, в куртке в ресторан не пустят. А так подумают, что ты в туалет выходил.
В глазах пьянчужки мелькнуло сомнение, но куртка была старой и не совсем чистой, к тому же порванной на рукаве, а выпить хотелось очень. Решившись, он стянул с себя куртку и отдал мне. Я сразу же натянул ее на себя (не май месяц) и подсадил страждущего в окошко. Как только он скрылся с глаз, я быстро побежал вокруг гостиницы, чтобы не отсвечивать у входа. Обежав ее кругом, я подошел к углу и осторожно выглянул. Ляли пока не было.
***
В это время Ляля выпивал в компании малолеток, что из уважения к его былым заслугам и отсиженным трем с половиной годам, пригласили его отметить день рождения одного из них в ресторане. Он понимал, что взяли его для солидности, без него могли и не пустить, хотя половине из них уже стукнуло восемнадцать, но кто его знает, как бы сложилось? А в ресторан им очень хотелось, ресторан — это же красивая взрослая жизнь! Ляля смотрел на них мутным взглядом и думал, что половина из них точно сопьется, кто-то наверняка сядет, красивая жизнь — она такая. Но ему это по барабану, лишь бы наливали. И он, накатив еще рюмаху, продолжил свой рассказ о блатной жизни на зоне, в котором было много хвастовства, много вранья и совсем немного правды. Но парни слушали с открытыми ртами, блатная романтика кружила их хмельные и дурные, чего уж там, головы. И между тем Ляля продолжал натравливать их на Пастора, плел и плел им что-то за него, а те ему верили. Пускай, думал он, хоть они отмудохают его как следует, чтобы он, сука, не улыбался своей змеиной ухмылочкой. Здесь не зона, кто с них спросит? А он рисоваться не будет, пойди, потом докажи, что он при делах. Мало ли что пьяным пацанам могло в Пасторе не понравиться, они ж дурные, бакланы, это все знают, могут и до столба докопаться, когда бухие.
И Ляля заливался соловьем, когда к их столику подвалил какой-то мужик и, обращаясь к нему, сказал:
— Ты же брат Ивахи, да?
Ляля согласно кивнул.
— Тебя там Иваха на улице ждет за углом, где кусты, — сказал, чтобы шел быстрее.
И тут же отвалил к выходу. Ляля длинно выругался, но старшего брата он побаивался, тот не отстанет, может и в рыло дать, если не пойти, откуда только узнал, что он здесь? Да, прошло то время, когда брат был горой за младшего, сейчас тому самому до себя. Млять, наверняка упадет на хвост, вот же не вовремя-то, а? Но деваться некуда, надо идти, тем более что и эти малолетки брата его знали и уважали.
Ляля нехотя встал из-за стола и, сказав приятелям, что он быстро, пошел на выход. Те понимающе кивнули, тут же забыв о нем, поскольку все их внимание сейчас привлекала компания девиц, гулявшая через столик от них. Может быть, кто-то из них даже подумал, что если Ляля (даже они за глаза называли его так) не вернется, то и хрен с ним. Они уже в ресторане, никто их теперь не выгонит.
Ляля же сбежал по крутой лестнице, на которой немало подвыпивших посетителей ноги поломало (кто в ресторане такие лестницы делает?) за время существования гостиничного комплекса, закрывшегося в девяностые, а потом постепенно и разрушившегося, и выскочил на улицу, решив не брать куртку в гардеробе. Оглядев тусующихся у входа людей и не увидев брата, вспомнил, что мужик сказал «ждет за углом, у кустов», и, поеживаясь от холода, быстрым шагом пошел направо. Свернув за угол, тут же увидел в полутьме после освещенного входа, фигуру брата, засунувшего руки в карманы и, ссутулившись, смотревшего в сторону кустов. Что странно, Ляля почему-то даже не усомнился, что это именно его брат. Неизвестно, что сыграло здесь свою роль: то ли водка, уже затуманившая мозг, то ли похожая в полутьме фигура в старой куртке, то ли желание быстрее разделаться с этой проблемой. А, скорее, все сразу, но он подбежал к ожидавшей его фигуре и хлопнул по плечу:
— Ну, чего ты хотел?
Молча смотревшая в темноту фигура резко обернулась, и Ляля вдруг понял, что это не брат.
Пастор широко улыбнулся и сказал:
— Здравствуй, козлик!
Что-то сильно ударило Юрку в живот, потом
***
«И где же эта падаль?» — лениво думал я, стоя за углом и глядя в темноту кустов. Не то чтобы я сильно торопился или о чем-то беспокоился, просто хотелось покончить с этим делом, да вернуться в тепло ресторана, где мой друг детства Леха уже, наверное, кадрит тех девиц, пребывавших в режиме ожидания. Там вкусный лангет с салатом и крепкая водка, а здесь холодно и темно. Впрочем, как-то отрешенно подумал я, надо быть уважительнее к таинству смерти, которое сейчас здесь совершится. Несмотря на то что я никогда в жизни никого не убивал, я почему-то нисколько не волновался. Интересно, почему? Может быть, подумал я, это из-за того, что я настоящий все же в будущем, а это все в далеком прошлом для меня? Но если меня примут, то и будущее мое изменится, готов ли я к этому? Подумав, я понял, что мне все равно, главное, что меня больше не будет мучить сожаление о том, что я так и не смог тогда (сегодня) отомстить этому паскуднику. Еще я подумал о том, что все это неправильно и мне вообще-то, не стоило бы его убивать, особенно, учитывая то, что он и так через пару лет сам скопытиться. Эта мысль засела во мне, сверля мозг, и мне никак не удавалось от нее избавиться. Дошло до того, что я уже хотел плюнуть на всё, вернуться в туалет, дать мужичку обещанный полтос, одеться и просто уйти. Лёха? Ну, потом как-нибудь встретимся, что-нибудь придумаю, какую-нибудь захватывающую историю… И тут я услышал шаги сбоку и голос Ляли в темноте:
— Ну, чего ты хотел?
Он почти подбежал и схватил меня за плечо. Но еще целый долгий миг я не мог оторвать взгляд от темноты, вопрошая ее о том, что мне делать. И когда темнота ответила, я повернулся навстречу своей новой судьбе:
— Здравствуй, козлик!
И широко улыбнувшись, с силой воткнул выскочившее из рукоятки лезвие ему куда-то в живот. Увидел его распахнувшиеся зрачки и быстро, словно боясь передумать, еще несколько раз выдернул и вновь воткнул нож в тело Ляли. Не знаю, сколько ударов я нанес, не считал, остановился лишь тогда, когда Ляля упал. Тогда я присел на корточки над телом и с каким-то болезненным интересом стал смотреть ему в лицо, перекошенное от боли. Но вот он перестал хрипеть и дергаться и, надо же, лицо очень быстро разгладилось, словно кто-то надел на него маску покоя. И когда я понял, что передо мной лежит труп, то тщательно вытер лезвие о его свитер, потом встал, на секунду посмотрел в темное, закрытое тучами небо и, ухватив тело за ногу, отволок его в самую темноту кустов у дороги. Если специально не искать или случайно не наткнуться, то, даже пройдя в метре от него, ничего не заметишь до самого рассвета. Хорошо, что в этом году снега еще не было. Я оглянулся — никого, развернулся и побежал по мерзлому асфальту.
Добежав до пруда с торца здания, вокруг которого стояли лавочки, в это время года пустые, остановился, размахнулся и закинул нож на середину пруда, покрытого у самого берега тоненьким льдом. Густая темная вода булькнула, принимая орудие убийства, а я посмотрел на свои ладони. На удивление, они были чистыми. Тогда я пожал плечами и побежал в сторону окна туалета. Еще раз остановился в свете, падавшем из окна, внимательно осмотрел себя и, не увидев нигде ни капли крови, ухватился руками за карниз.
Мужик, разглядев меня, залезающего с улицы, обрадовался, словно родному сыну и кинулся мне помогать причитая:
— А я уж думал, братишка, что ты кинул меня. Думаю, как я без куртки-то пойду, холодно же?
— Я никогда не обманываю по таким мелочам, — ответил я, стягивая куртку и незаметно еще раз осматривая ее. Кажись, и правда, все чисто.
Мужик схватил куртку и жадно уставился на меня. Я достал из заднего кармана пачку денег, отсчитал пять червонцев и, протянув их страждущему, сказал:
— Вали отсюда и забудь о том, что ты вообще сегодня здесь был и меня хоть когда-то в жизни видел. Если, конечно, жить хочешь…
Я улыбнулся, глядя прямо в глаза этому отбросу общества, впрочем, такому же, как и я. Да, такому же, как и я…
Мужик испугался (я знал, как действует мой взгляд на людей), засунул купюры в карман и с курткой в руках выпрыгнул из окна. А я подумал, что он меня не сдаст. Вернее, сдаст, конечно, если менты на него выйдут, но как они на него выйдут? Нет, я об этом не волновался. В конце концов, что будет, то пусть и будет.