Изнаночные швы времени
Шрифт:
Олег отвел глаза и увидел, что Андрей Ярославич уже велел снять с вьюка ларец, привезенный тверским князем, открыть его и теперь стоял перед дружинниками с образом Андрея Первозванного в руках.
– Владыка благословения так и не дал, но икону мы все-таки увезли.
Послышалось несколько возбужденных голосов. Сначала Олег подумал, что сможет наконец-то задокументировать пример публичного несогласия светской элиты с духовной в землях под юрисдикцией митрополита Московского, но, приблизившись, понял, что о епископе не говорят. Прибывшие с тверским князем сообщали, что отсутствие благословения дало возможность князьям уклоняться и от личного участия в сражении с Неврюем, и от присылки войск, хотя великий князь Владимирский и объявил поход. Из Нижнего Новгорода, из Городца,
Андрей Ярославич, послушав стоящих вокруг, помрачнел, резким движением головы подозвал слугу, отдал ему икону, вскочил на коня, поднял его в галоп и поскакал в сторону от лагеря. Несколько седобородых дружинников, владимирские бояре, помнившие еще отца князя Андрея, Ярослава Всеволодовича 65 , иронично переглянулись. Олег знал, о чем они думают. «Плетью обуха не перешибешь» – что-то вроде этого говорил один из них, Путята, накануне на совете у князя.
«В данниках хочешь ходить!» – выкрикнул тогда в ответ Пимша, один из самых молодых в думе, сам княжеского рода, но из изгоев, потомок младшего из сыновей знаменитого Ивана Берладника 66 , на закате дней переселившегося в Залесье и отвоевавшего большую вотчину за Костромой, у Чухломы. Дело чуть не дошло до схватки, и только князь, неожиданно продемонстрировавший способность взреветь чуть ли не громче медведя, заставил всех усесться на места.
65
Ярослав Всеволодович (1191—1246) – великий князь Киевский (1236—1238, 1243—1246), великий князь Владимирский (1238—1246), сын Всеволода Большое Гнездо. В 2009—2016 годах боролся за новгородское княжение с Мстиславом Удатным, перекрыл поставки продовольствия в Новгород, чем спровоцировал в городе голод и массовую смертность, остановленную подвозом зерна из вольных северогерманских городов. Вместе со старшим братом Юрием разбит в Липицкой битве войсками вечевых русских городов – Новгорода, Ростова, Смоленска (1216). Впоследствии восстановил отношения с новгородской верхушкой, при ее поддержке завоевал Киев (1236). Не участвовал в попытках отразить монгольское вторжение в русские княжества (1238; 1240). Был вызван в Золотую Орду к Батыю, присягнул ему на верность и получил великокняжеский ярлык (1243). Скончался, судя по всему от отравления, в столице монгольской империи Карокаруме.
66
Иван Берладник – Иван Ростиславич, князь звенигородский. Прозвище Берладник получил по названию вольного города Берлада, расположенного на территории нынешней Молдавии, куда он прибыл после поражения от галицкого князя Владимира (1144). До конца жизни остался без удела, служил в качестве наемника нескольким русским князьям. Юрий Долгорукий, например, отправлял его в военные экспедиции в отдаленные новгородские провинции на севере. Умер в греческих Фесаллониках (1162). Мог быть отравлен вместе со старшим сыном.
Вчера на этом совете Олег оставался спокойным, он мемографировал, пользуясь привилегией гостя тихо сидеть в углу, а сегодня рассвирепел от этих ухмылок. Неожиданно для него самого в руке вдруг оказался боевой топор, а в следующее мгновение ларь от иконы, только что стоявший на большой колоде, вдруг отлетел в сторону, а колода разлетелась на две части. Никто не успел заметить, как это случилось – все увидели только топор, по рукоять ушедший в землю. Все шарахнулись в стороны, а Олег взлетел на спину Сполоха и погнался за князем.
Чудесный конь выбрал его. Именно выбрал. После стычки у деревни делили лошадей, конь подошел к Олегу и ткнулся мордой в грудь: я с тобой, мол, буду.
Князя нагнали – не прошло и пяти минут, но тот свернул с дороги, уходящей к Владимиру, на небольшую тропку, что вела на возвышающийся над рекой косогор. «Не дай бог, прыгнет», – уколола Олега мысль, но, как ни просил Сполоха, на подъеме конь
Конечно, Олег знал, что у Андрея Ярославича другая судьба, что ему не суждено умереть в минуту душевной слабости, сорвавшись с косогора над Колокшей, но в экспедициях сиюминутные ощущения часто доминировали над знаниями. «Ты представляешь, – говорил он Андрею каждый раз после возвращения, – мне опять казалось, что все может пойти по-другому».
Мысли броситься вниз, судя по всему, у князя не было. Оказавшись на верхотуре, Олег видел, что князь, спешившись, смотрит на лежащую внизу лесистую заречную долину, резко жестикулирует и что-то выкрикивает. Из-за ветра, сильного на высоте, невозможно было разобрать, к кому князь обращается и о чем говорит, и расслышал его Олег, только когда подошел вплотную.
– Что это, господи? Что это? – говорил князь. – Покуда нам между собою ссориться и наводить друг на друга татар, лучше мне бежать в чужую землю! Лучше, чем дружиться с татарами и служить им. Господи! Что это, господи?
Это подобие мантры прозвучало раз пять, пока Олег не решился ее прервать.
– В чужую землю, княже, не грех удалиться. Беды здесь нет, не один владетель так поступил. Но горько бывает, если такой владетель поймет, что не все для своей земли перед этим сделал.
Князь взглянул на него молча, как бы не узнавая. Постоял, ковыряя носком сапога землю:
– Поучать, пример не показывая, – невелико мудрство. А ты, боярин Олег Владимирович, с нами ли? – спросил колючим тоном.
К счастью, уместный ответ был и правильным, и правдивым. А если бы нет?
– С тобой, князь. Жалко только, что… – Олег повернулся в сторону хорошо видного отсюда холма за рекой, где должны были ждать его Феликс и Шурик, и зашевелил губами.
– Молишься? – спросил Андрей Ярославич и усмехнулся: – А сказать что хотел? Жалко, что воинов мало? Ничего! Немец твой – добрый воин. Один десятка стоит.
Князь отступил от обрыва, вынул из-за пояса рог и резко протрубил. Сразу откликнулись где-то рядом, и на косогор вылетели Ярослав Ярославич, Пимша и еще несколько дружинников. Тверской князь выглядел обеспокоенным, настороженно поглядывал на Олега и резко, без предисловий выкрикнул:
– Не собираешься ли, брате, на поклон в царскую псарню?
Глаза князя Андрея на секунду налились гневом, но ответил он совершенно спокойно:
– Нет, брате, другая дума была, но и ту отринул. Поднимаем войско.
И велел Пимше трубить конец привала.
В этот момент на другом берегу Колокши Феликс опустил подзорную трубу.
– Давай, Саша, собираться. Поедем к Переславлю. Олег говорит, что у него все в порядке. Он остается с князем, а нам с тобой со стороны за нашими сокровищами следить.
– Говорит? – непонимающе переспросил Шурик.
– Ну, не глупи, – Феликс уже бежал к лошадям. – По губам я прочитал.
X
Солнечный, но не очень жаркий полдень. Небольшая река Трубеж. Поле между ней и лесом. И лес – плотный строй сосен, похожий на миллионное войско сказочных витязей. Все равны, как на подбор. Стройные, крепкие, спокойные. Меж ними березки-оруженосцы. Молоденькие еще совсем, бестрепетные. А перед этим строем – еще одна сосна, выросшая без помех. Она раза в два толще, выше, ветвистее; кора, как латы, – богатырь-поединщик, уставший ждать равного себе.
Река от Феликса и Шурика справа – на востоке, опушка бора – слева, поле тянулось на север, где в Трубеж вливался ручей под названием Мурмаш, и дальше – до валов и стен Переславля-Залесского. Они сидели на мощной осине, одной из десятка выросших на берегу Трубежа, где река готовилась выбраться из леса, ограничивающего поле с юга.
Осины по размерам своим не уступали сосне-богатырю, на треть своей высоты возвышались над кронами остальных деревьев, поэтому видно отсюда все было очень хорошо. В подзорную трубу можно было разглядеть немногочисленных воинов на городских башнях, и русское войско на поле, вернее его пешая часть, было как на ладони. Оно потихоньку выстраивалось, стараясь упереться в овраг правым, южным флангом, а левый, северный, укрепляло засекой.