Изумрудный Армавир
Шрифт:
«Нужно будет за ним понаблюдать. Чует моя душенька, что сегодня не всё так просто будет», — решил я для себя и начал принимать в семейном празднике самое живое участие.
— Дядь Коль, каким ещё стишкам? Каким таким песенкам? — начал шутливо нудить, пока взрослые разливали по стопочкам прозрачную жидкость из огромной бутыли с непонятным названием «четверть».
— Не стесняйся. И у тебя сегодня душа нараспашку. Слушайся её. Она не только стихи и песенки знает. Ну, будьте здоровы. Живите в мире, — закончил Угодник поучительную речь тостом, и все, чокнувшись,
«Моя душа тоже нараспашку? — удивился я. — Значит мой разум дремлет. Но почему я этого не чувствую? Почему же мне опять всякая ересь в голову лезет?»
Я перестал бороться с одолевшими меня видениями с картинками крадущегося из неизвестного мира «меня» ко мне же, и, извинившись, вышел из-за стола.
— Вы пока закусывайте, а я к миру на разговор. Он мне кого-то в гости ведёт, — объяснил своё бестактное поведение и вышел на веранду.
— Кто там ещё? Одиннадцатый? — справился я у Скефия.
— Пуфф!
— Всё равно никого не пускай сегодня. Отвадь любого из своего снежного пулемёта. Пусть подольше себя виноватыми почувствуют. А я пока по душам сегодня беседую. Душевный карантин у меня, — попросил или приказал я родному миру, и сам до конца не понял.
— Фу-у-ух! — сверкнул он «одобрительным» факелом на всю веранду.
— Ты там что-то поджигаешь? — всполошилась мама, увидев зарево от мирного общения.
— Я с миром разговаривал. У него теперь такие пламенные реплики есть. Сама же ему в обед о моей детсадовской роли напомнила, — спокойно и доверительно рассказал я маме, вернувшись за стол.
— Давай с подробностями и в лицах, — потребовал Угодник. — О своём заокеанском турне с банановым исходом и пепси-кольной полировкой. Во! Выговорил. Ещё по одной? Пирожки, ну, очень вкусные. Давненько домашних пирожков не кушал, — похвалил он хозяек и снова плеснул в стопочки.
«Где же его фальшивое плацебо? — задумался я, не увидев на столе ничего незнакомого. — Обещал же принести. Может, запамятовал? А папку он туда на Байке Давидовиче возил, или мирным способом?»
— Не тяни. Начинай! — потребовал папка, и я, отложив пирожок с картошкой, начал.
Меня в очередной раз прорвало. Вещал, как заправский рассказчик анекдотов и небывальщины. Фантазия и реальность сплелись в моей голове воедино, но я при этом оставался серьёзным, чем вызывал у семьи громкий и благодарный смех.
Даже Сергей вырвался из маминых объятий и вскарабкался на мои суперменские колени, возможно, чтобы получше разобраться в историях о бравом синем мальчишке, которому в поисках несметных китайских сокровищ пришлось пересечь целый океан.
А начал я свой рассказ с краткого экскурса о мировых возможностях, о полётах, о временном взрослении с переодеваниями и огненно-снежными диалогами. Потом приступил к сверхзвуковому заокеанскому перелёту. Все слушали, затаив дыханье. Я оказался в центре внимания, при этом не растерялся и не застеснялся, что на меня было не похоже. Конечно, с чужими людьми я уже бывал в такой ситуации, но с семьёй, с родными для меня людьми, это было впервые.
«Точно
— Представляете, газ какой-то внутри нашего белого налива. От него все иноземные фрукты враз переспевают. А в «Виннере» их тысячи тонн. Чтобы всё не испортилось, экипаж принял решение избавиться от газированных эквадорских бананов.
А я с миром сложил их на тележку и отослал домой. Вернее, мир сам их собрал и меня, неразумного, носом в них ткнул. Потом, конечно, я поблагодарил интернациональный панамский экипаж. Заодно всё о бананах узнал. Сомневался, с чего это они ими в воду кидаются?
После всего этого мир меня в Америку отправил. Я ещё кочевряжился. Не хотел туда добираться. Пришлось ему проявить характер. Заставить вашего неслуха в синем костюме и на коньках кататься, как Иисус наш пешком по воде, и верхом на Змее Горыныче летать, и на дно морское нырять.
Я-то, нпо наивности, думал, что ему уже нечем меня удивить. Но куда там! Так удивил, что мой красный плащ побледнел. И не только меня. Китайских американцев из снежно-огненного пулемёта покосил и пожёг, как негодных элементов. Правда, вначале мы с ним начеканили не одну тысячу заморских долларов. Чтобы они не думали, что в Армавире скупердяи живут. Засыпали весь магазин вот такими талерами чуть ли не по щиколотку. Пусть пережёвывают. Не жалко.
Нащупав в плавках блестящий американский доллар 1972 года, я протянул его всем желающим на обозрение. Смешки ненадолго затихли, и инициатива перешла к Николаю.
— Вот он какой. Взаправду начеканил таких? Много тысяч? А за сколько раздваиваний? — уточнил дядька.
— В том-то и дело, что за одно-единственное. Фонтаны из ладоней! И почти безболезненно. Мир же сам инициативу проявил. Там тоже мальчишка сироткой оказался. Так мы его семейству помогли с коммерцией. За это получили неизвестные продуктовые подарки. В пещере сейчас. На хранении.
— А я, кажется, знаю этого китайца. Имя его знаю, — заявил Угодник. — Посе-Муто Хосю-Пити. Ха-ха-ха!
Все рассмеялись над его шуткой, а я уточнил:
— Это пародия на японское имя. А моего Подарком звали. По-китайски Ли-У, а по-английски Джимми. Ли-У – и есть что-то вроде подарка. Его так родной папка назвал. Потом он погиб.
Так вот. Я с этим Подарком и так, и сяк, а он всё одно на Горыныче кататься хочет. Я ему объясняю, что змей у меня не китайский, а нормальный, русский и к тому же трёхглавый, а ему всё равно. Пришлось мир просить о перевоплощении в хрустальное чудище о трёх головах и наводить в Чайна-Тауне шорох. Ну, чтобы ребёнка уважить. Так он и Подарка, и дядьку его на горб закинул и айда нырять по Аппер-бэю. Залив океанский так называется. До самого Брайтона донырнул. Какую-то рыбину по пути поймал, но доставил-таки всех на пляж и отпустил невредимыми.