Извращенная гордость
Шрифт:
– Пытаешься выпорхнуть из клетки, птичка?
Она бросила на меня надменный взгляд.
– Ты обожаешь созданий с крыльями.
– Люблю их ломать.
Она поморщилась, но даже так осталась прекрасной. Наверняка она представила, как я занимаюсь живодерством. Но нет, это для трусов, которые не готовы тягаться с равным соперником.
– Я не из этих психопатов.
– А из каких?
– Ты не сможешь открыть окно, – улыбнулся я. – Не трать время, тебе не сбежать.
– Ты установил замки специально к моему
Я подошел к ней вплотную, прижал к окну и поставил ладони на стекло, глядя сверху вниз.
– Нет, – ответил я. – Их поставил мой отец для моей матери.
Она с отвращением посмотрела на меня.
– Все Фальконе – монстры.
Я наклонился к ней, вдыхая ее аромат.
– Мой отец был монстром. Но я еще хуже.
Пульс гулко бился в ее венах. Я видел, как ее страх буквально пульсирует жилкой под тонкой белой кожей.
Я отступил и кивнул в сторону вороха одежды.
– Это тебе. Завтра утром надень серебристую ночнушку.
Серафина бочком, чтобы не спускать с меня глаз, подошла к постели и встала на колени, разглядывая одежду.
Я поднес телефон к уху. После второго звонка я услышал холодный голос Данте.
– Кавалларо.
– Данте, рад тебя слышать.
Серафина дернулась по направлению ко мне, но обмякла, маска гордости слетела с ее лица, и она зажала простынь в кулаках.
На том конце провода повисла пауза, и я улыбнулся. Хотел бы я видеть выражение лица Данте теперь, когда он столкнулся с последствиями своих действий и понял, что племянница ответит за его грехи.
– Римо!
Я услышал мужской голос на заднем фоне и еще один женский, истерический. Это мать Серафины.
– Я хотел бы поговорить с тобой, как Дон с Доном. Как человек, на территорию которого ты вторгся. Ведь мы – люди чести.
– Я – человек чести, Римо. А к тебе честь явно не имеет никакого отношения.
– Позволь с этим не согласиться.
– Серафина жива? – спокойно спросил он.
Я посмотрел на свирепо глядящую на меня женщину, сжимающую красные простыни, в которые завернуто ее обнаженное тело.
Я снова услышал гневный голос на заднем фоне.
– Я переломаю все твои гребаные кости!
– Это ее брат?
Боль отразилась на лице Серафины, и она сглотнула.
– Она жива? – повторил вопрос Данте вибрирующим от гнева голосом.
– А ты как думаешь?
– Жива, потому что такая жизнь хуже смерти.
– Воистину. Надо ли говорить тебе, что я убью ее самым болезненным и жестоким способом, если хоть один из людей твоего клана пересечет границу моей территории? Я могу быть изобретательным, когда дело касается пыток.
Казалось, что даже на расстоянии я мог слышать, как по ее венам пульсирует кровь. Серафина опустила взгляд и посмотрела на сжатые кулаки.
– Я хочу поговорить
– Еще не время.
– Римо, ты пересек черту, и ты за это заплатишь.
– Уверен, именно так ты и думаешь.
– Чего ты хочешь?
– Время подобных разговоров еще не пришло, Данте. Я думаю, ты еще не готов. Завтра утром мы созвонимся снова. Установи камеру. Я хочу, чтобы ты, ее брат, ее отец и жених были в комнате. Нино даст вам инструкции. Я тоже поставлю камеру, и мы сможем видеть друг друга.
Мы с Серафиной встретились взглядом.
– Римо… – угрожающе начал Данте, но я нажал отбой.
Серафина внимательно посмотрела на меня широко открытыми глазами. Я приблизился к ней, и она застыла, но не показала своего страха.
– Завтра начнется игра, Ангел.
Я вышел, дав ей время обдумать мои слова. Нино ждал меня в коридоре. Я поднял брови:
– Пиццу доставили?
Нино положил руку мне на плечо.
– Какое видео ты решил показать завтра?
Я внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, в каком он настроении, но по его лицу это было трудно определить.
– Я дам ей выбор.
Нино неодобрительно покачал головой.
– Эта женщина невинна. Она не наш должник. Она не шлюха, которая крадет наши деньги. И она ничего не сделала.
– Киара тебя изменила.
– Я не об этом. Мы никогда не мучили невинных, Римо. Мы никогда не прикасались к тем, кто этого не заслуживал, а эта женщина, эта девушка… Она не сделала ничего плохого, чтобы ей дали такой выбор.
Я выдержал взгляд брата.
– Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо, – произнес я. – И все же говоришь мне все это.
Нино опустил голову и сузил серые глаза.
– Ты играешь в опасные игры. Ты не знаешь своего противника настолько хорошо, чтобы понимать, какой именно выбор она сделает.
– Она выберет то же, что и все они, Нино. Она женщина. Изнеженная. И она выберет легкий путь. Я хочу, чтобы перед камерой на глазах у мужчин своей семьи сказала, что отдастся мне.
Внизу я взял одну из коробок с пиццей и поднялся в гостевую спальню в моем крыле дома. На этот раз сидящая на постели Серафина даже не подняла на меня взгляд. Она держала в руках серебристо-серую ночнушку.
– А если я откажусь ее надевать?
– Ты можешь надеть ее для нашего маленького шоу или остаться голой. Твоя кровь будет выглядеть так же заманчиво на обнаженной коже, как и на ткани.
Она слегка вздрогнула и ночнушка выпала у нее из рук на пол.
– Вот, – я подошел к ней ближе. – Ты ничего не ела больше суток. – Я поставил коробку с пиццей на прикроватный столик.
Она с подозрением посмотрела на нее. Я ожидал, что она оттолкнет коробку, попытается наказать меня, уморив себя голодом, как моя мать делала с моим отцом. С ним не сработало, не сработает и со мной.