Извращенная гордость
Шрифт:
– Успокойся, – попросил Фабиано. Его прокушенная рука кровоточила. Успокоиться? Успокоиться?! Каморра хочет меня похитить!
Я открыла рот и попыталась закричать. Но на этот раз Римо зажал мне рот рукой так, чтобы я не могла его укусить.
– Вколи ей транквилизатор, – приказал он.
Я замотала головой, но что-то острое коснулась моей руки чуть ниже локтя. Мышцы расслабились, однако сознание я не потеряла. Меня уже никто не держал. Римо поднял меня на руки. Мои конечности безвольно болтались плетьми, но я держала глаза открытыми и разглядывала моего похитителя. Он внимательно
– Фина! – я услышала вдалеке голос Самюэля.
– Сэм, – почти беззвучно прохрипела я.
– Фина! Фина, ты где? – кричал папа.
Голоса множились. Они пришли, чтобы меня спасти.
– Быстрее! – закричал Фабиано. – Направо!
Ветки ломались под их ногами. Римо тяжело дышал, но крепко держал меня. Мы выбрались из леса и оказались на дороге.
Внезапно я услышала визг тормозов и меня охватила надежда. Но она улетучилась, как только меня затолкали на заднее сиденье машины и Римо влез в салон.
– Поехали!
Я смотрела на серую обшивку потолка машины и прерывисто дышала.
– Боже, ты прекрасна, – произнес Римо. Я подняла глаза, и наши взгляды встретились. Лучше бы я этого не делала: от его жутковатой ухмылки меня пронзил ледяной ужас, и я отключилась.
Римо
Серафина потеряла сознание. Я пристально ее разглядывал. Теперь, когда она перестала брыкаться и вопить, я мог по достоинству оценить красоту невесты. Пятнышки крови, словно рубины, рассыпались по ее белому платью и по бледной шее вдоль драгоценного колье. Чистое совершенство.
– Кажется, мы от них оторвались, – пробормотал Фабиано.
Я обернулся к заднему стеклу и посмотрел на дорогу – пока нас никто не преследовал. Мы ранили, но не убили спутников Серафины, значит, часть сил ее семья потратит на то, чтобы им помочь.
– Миленькая сучка, – прокомментировал ведущий машину Симеон.
– Еще раз отзовешься о ней в таком неуважительном тоне, – произнес я, подавшись вперед, – и я вырву твой язык и засуну его тебе в задницу. Еще раз на нее посмотришь, твои глаза составят языку компанию. Понял?
Симеон кивнул.
Фабиано с любопытством посмотрел на меня. Я снова откинулся на сиденье, разглядывая свернувшуюся калачиком женщину. Светлые локоны были надежно зафиксированы, но одна своенравная прядь все же выбилась из копны и, завиваясь, легла Серафине на висок. Я намотал прядь на палец. Я хотел поскорее узнать, смогу ли укротить эту женщину.
Я принес обмякшую Серафину в номер мотеля и положил на одну из кроватей. Я убрал застрявшую в ее прическе веточку и вынул все шпильки – локоны свободно легли на подушку. Я выпрямился.
– Кавалларо захочет возмездия, – вздохнул Фабиано.
– Они не нападут до тех пор, пока девчонка у нас. Она в опасности, и он знает, что ему не вытащить ее живой из Лас-Вегаса.
Фабиано кивнул и посмотрел на Серафину, безвольно лежавшую на постели; голова ее склонилась набок, обнажив длинную элегантную шею. Мой взгляд упал на нежное кружево, прикрывавшее две округлости ее груди. Платье с высоким воротом, современное и элегантное,
– О чем ты думаешь? – опасливо спросил Фабиано, отследив направление моего взгляда.
– О том, что они максимально подчеркнули ее невинность. – Я наклонился к ней и мой взгляд заскользил по ее телу. – Мне нравятся пятна крови на ее платье.
– Это же была ее свадьба. Конечно, они решили подчеркнуть невинность. Ты же знаешь, как это бывает. Девушек нашего круга берегут до свадьбы. Они должны лишиться девственности в первую брачную ночь. Кавалларо и ее жених сделают все, чтобы она вернулась к ним нетронутой. Данило – младший босс. Ее отец – младший босс. Данте, мать его, Кавалларо – ее дядя. Что бы ты у них ни попросил, они все сделают. Попроси их разделаться с моим отцом – они послушаются, и мы от нее избавимся.
Я помотал головой.
– Пока я ничего просить не буду. Не хочу облегчать им жизнь. Они напали на Лас-Вегас. Пытались убить моих братьев, меня и тебя тоже. Они разожгли огонь войны в нашем городе, а я разожгу огонь в их рядах. Уничтожу их изнутри. Я их сломаю.
– Как? – нахмурился Фабиано.
Я взглянул на него. В голосе Фабиано звучала едва заметная нотка тревоги, но я хорошо его знал.
– Я разрушу то, что они должны были защитить. Если я что-то и понимаю в жизни, так это то, что мужчины вроде нас не прощают себя, когда их близким причиняют боль. Члены ее семьи сойдут с ума от тревоги. Каждый день они будут задаваться вопросом, что с ней происходит. Будут представлять, как она страдает. Ее мать обвинит ее отца и брата. А они станут винить себя. Чувство вины будет разрастаться, как раковая опухоль. Оно будет подпитывать тревогу. И тревога разорвет их на части.
Фабиано опустил взгляд на зашевелившуюся Серафину. Разрез ее подола распахнулся, обнажив длинные ноги. На одном бедре белела кружевная подвязка. Фабиано подобрал подол и прикрыл ей ноги. Я повернулся к нему.
– Она невинна, – спокойно произнес он.
– Но домой она вернется уже другой, – мрачно изрек я.
– Вред, нанесенный ей, не разрушит их клан. – Фабиано посмотрел мне в глаза. – Они лишь сплотятся и уничтожат тебя.
– Посмотрим, – пробормотал я. – Надо позвонить Нино и обсудить, что делать дальше.
Мы с Фабиано подошли к столу и, положив телефон на столешницу, включили громкую связь.
Только мы закончили разговор, как Серафина застонала. Мы обернулись к ней. Она вздрогнула и проснулась, не понимая, где именно находится. Она медленно поморгала, глядя на стены и потолок. Движения ее были вялыми и медлительными, дыхание участилось. Она приподняла голову и оглядела свое тело – провела руками по ребрам и приложила ладони к животу, словно опасалась, что мы трахнули ее, пока она была в отключке. В принципе, мы могли бы это сделать. Но не стали – Серафина могла на нас обидеться.