Извращенное королевство
Шрифт:
Папа терпеливо рассказывает о том, как мы вдвоем приходили раньше в сад после его возвращения с работы. Я в то время была на домашнем обучении, и он часто помогал мне с уроками.
Тема моей мамы постоянно вертелась на языке, но я не разрешала себе упоминать ее. Во-первых, мне не хватало на это смелости. Во-вторых, Нокс постоянно увязывался за нами, пытаясь бороться за звание папиного любимого ребенка. Со стороны это выглядит несерьезно, но я чувствую в нем дух соперничества. Несмотря на внешнее легкомыслие, Нокс готов умереть в битве
Но вообще-то с ним весело. Он напоминает мне о друзьях, которых пришлось оставить.
В груди болит при мысли об этом. Я дико скучаю по Ким, Ронану и даже по Ксандеру и Коулу.
Скучаю по легкости в нашем общении, смеху и глубоко зарытым секретам. Может, всадники и считаются элитой КЭШ, но у каждого из них такие ощутимые тайны, что это кажется заманчивым.
Что до Эйдена…
Ничего.
Я запрещаю себе думать о нем с тех пор, как приехала сюда. Он не заслуживает моих мыслей и слез. Ни сейчас, ни потом.
Может быть, если я смогу оградить себя от боли, вызванной им и его загадочным существованием, то в конце концов сотру воспоминания о нем.
«Ты бредишь, Эльза?»
Подавляю этот голос, как только он звучит в голове.
– Помнишь то дерево? – Папа подходит к старой сливе на восточной стороне сада. – В детстве ты все время на него лазила и потом не могла спуститься, как котенок.
Я улыбаюсь и подхожу к папе.
Агнус попросил Нокса помочь ему кое с каким инвентарем. Мой приемный брат – все никак не могу привыкнуть его так называть – согласился только после того, как Агнус пообещал ему дорогие наушники, на которые Нокс давно заглядывался.
Мне почему-то кажется, что Агнус увел Нокса, потому что понимает: нам с папой нужно побыть наедине.
Запахиваю пальто на груди. Дождя нет, но прохладная погода заставляет продрогнуть до костей. Повисли темно-серые тучи, коварно обещая беззвездную ночь в ближайшем будущем. Как глаза Эйдена.
Нет. Хватит.
Черт, да почему у него глаза цвета туч перед дождем? Воспоминания о нем теперь станут прорываться всякий раз, когда будет пасмурно. В такой стране, как Англия, это настоящая пытка.
Это как попасть под ураган – он разобьет тебя, порвет на части и не оставит тебе выхода.
Я с усилием перестаю думать об Эйдене и переключаю внимание на папу.
На нем черный костюм, сшитый на заказ, но нет пальто. Он словно не мерзнет.
Как Илай.
Когда мы были маленькими, то у меня руки были ледяными, а у него – как уютные зимы и горячий шоколад.
Мы много его пили. Я сейчас о горячем шоколаде.
От воспоминаний меня накрывает грусть – точнее, от их недостатка. Его лицо видится мне по-прежнему нечетко, даже сейчас.
Папа и я впервые проводим время наедине; надо воспользоваться моментом и задать вопросы. Кто знает, когда к нам снова решит присоединиться Нокс?
Подхожу к пустому месту недалеко от дерева.
– Тут были качели. Ма когда-то качала меня на
Папа застывает, словно его окатили ушатом холодной воды.
Я напрягаюсь, словно натянутая струна.
– Что-то не так? Я не то сказала?
– Ты помнишь. – Это не вопрос, просто замечание – и не очень радостное.
– Немного. – У меня вырывается протяжный вздох, словно я не выдыхала лет десять. – Я знаю, что ма была психически нездорова и ей стало хуже после того, как Илай утонул. Знаю о конкуренции с Джонатаном Кингом, пожаре в Бирмингеме и похищении Эйдена.
Порыв ветра откидывает мои волосы и пальто. Стучу зубами от холода… и не только поэтому.
Я не хотела выдать все на одном дыхании, но боюсь, что моя жажда истины решила все за меня.
Папа не двигается, но непонятно, это из-за шока или размышлений.
– Мама не желала тебе зла, принцесса. Она была психически нездорова. Люди многое делают ненарочно под влиянием психических расстройств.
– Но она правда причинила мне боль, пап. – Мой голос дрожит, словно ветки на деревьях. – Она ударила меня кнутом по спине.
– Что… правда?
Глядя на его дергающуюся челюсть, я почти решаю прекратить разговор, но не могу. Я молчала десять лет, и раз начала говорить, то уже невозможно удержаться. Давно пора.
Глаза наполняются слезами, и я безуспешно пытаюсь найти ответы в голове.
– Думаю, это было, когда она нашла меня у подвала. Я тебе не рассказывала, потому что не хотела, чтобы вы поругались.
– Принцесса…
– Она пытала Эйдена, – выпаливаю я. – Он был ребенком, пап. Ему было тогда столько же, сколько Илаю, его кожа была вся в красных отметинах, и он был прикован к стене. Ты знал, что у него до сих пор остались шрамы? Его спина и лодыжка – свидетельства жестокости мамы.
Внезапно мне хочется пожалеть Эйдена. Да, сейчас он ведет себя как монстр, и я никогда его не прощу, но это не отменяет того, что он испытал в детстве.
Мама сгубила его невинность.
Она разбила ее об землю, оставив сломанного мальчика.
Неудивительно, что он решил стать монстром. По его искаженной логике, быть монстром лучше, чем слабаком.
Не могу его за это винить.
В глубине души мне хочется оплакивать того маленького мальчика. Мальчика с растрепанными черными волосами и глазами цвета металла.
Этот мальчик был моим другом, светом во тьме.
Илай послал его мне.
Папа издает вздох.
– Это все я виноват.
– В каком смысле?
– Эйдена похитили лишь с целью напугать его родителей. Он должен был вернуться, как двое других мальчиков, если бы я позаботился об этом.
– Ты имеешь в виду, что ма держала его взаперти, ничего не сказав тебе?
– Ей помогал Реджинальд.
– Д-дядя Редж?
Папа берет меня за руку и ведет к скамейке неподалеку. Я следую за ним, как потерявшийся щенок – в голове все так перемешалось, что трудно мыслить рацонально.