Извращенное королевство
Шрифт:
«Дядя Редж помог маме похитить Эйдена».
Мысль болтается в голове, словно шар для сноса зданий. Я понимаю слова, но не могу их осознать.
Мы садимся на деревянную скамейку, которая пахнет свежей краской. Папа поворачивает меня к себе, чтобы мы оказались лицом друг к другу.
– Я хотел, чтобы ты привыкла к дому, прежде чем говорить о прошлом, но теперь у меня нет выбора. Ты никогда не будешь видеть маму в прежнем свете после того, что я тебе расскажу.
–
Он моргает, но ничего не отвечает. Возможно, как и я, отец понимает, что она разрушила нам жизнь.
– Пойми, смерть Илая сильно ударила по маме. До свадьбы Эбигейл страдала от эпизодов мании, депрессии и тревоги. Она не любила докторов и часто прятала лекарства. Иногда вообще прекращала их принимать. Когда она забеременела и родила Илая, ей больше не нужны были таблетки. Казалось, мама нашла цель в жизни. Когда он умер, с ним исчезла и цель. Можно с уверенностью сказать, что все мы утратили часть себя в тот день.
Я придвигаюсь поближе и обнимаю отца в знак поддержки.
– Единственным способом выжить для мамы было представлять, что Илай жив. Спустя два месяца после его смерти она привела домой мальчишку и сказала, что нашла Илая на рынке. Я вернул его родителям и извинился. Тогда она стала делать это у меня за спиной при помощи Реджинальда. Этот мерзавец был готов на что угодно ради денег. Вдобавок он был умным и приводил только бездомных, осиротевших или сбежавших из дома парней, потому что их никто не хватится.
Я хмурюсь еще больше.
– Что-то такое помню.
Пазл постепенно складывается.
Я называла дядю Реджа супергероем, потому что монстры исчезали, когда он появлялся.
В детском сознании я считала мамины эпизоды мании монстрами. Она носила белое, душила меня в объятьях и отводила на озеро. Если ма одевалась в белое, то никогда не улыбалась и казалась не от мира сего.
Она была монстром.
Однако, когда приходил дядя Редж, мама одевалась в красные платья и красила губы красной помадой. Она выглядела сногсшибательно. Больше улыбалась и была столь энергична, что это порой меня озадачивало.
Она гуляла и играла со мной. Рассказывала сказки, смеялась и шутила.
Была моей ма.
Мои глаза расширяются, а сердце стучит так, словно сейчас вырвется и упадет на траву.
Значит ли это, что мама становилась радостной, когда дядя Редж приводил ей мальчика с улицы?
– Что она с ними делала? – Мой голос такой навязчивый, что это дико пугает меня.
– Обнимала их и говорила, как рада, что ее Илай дома, – вздыхает отец. – Она никогда не обижала их, так что я разрешал ей.
– Разрешал? – спрашиваю я высоким голосом.
– Они приходили на обед и оставались на несколько часов. В конце дня забирали деньги, одежду и уходили.
– Может, все же стоило отвести ее к психиатру?
– Водил. Даже по советам врачей отправлял в психиатрическую больницу, но ей было все хуже и хуже, даже резать себя начала. Пришлось забрать ее. В то время я все еще горевал по Илаю. Я боялся потерять и Эбби.
«Эбби».
Он все еще зовет ее так спустя столько времени.
Обдумываю его слова, но не могу облечь в четкую мысль. Пару секунд мы с папой просто смотрим вдаль, сидя под пронизывающим ветром и сгущающимися тучами.
Такие серые-серые тучи.
Идите вы к черту. Почему вы умножаете мою печаль?
– Однажды мама стала их мучить, верно? – Мой голос еле слышен. – Эйдена пытали, пап.
– Первое время она только обедала с ними и обсуждала, как прошел день. Уличные оборванцы любили ее. Эбби была добра и умела ладить с детьми.
– И что же изменилось?
Он проводит рукой по лицу и вытирает капельки пота указательными пальцами.
– Не знаю. Думаю, у нее началось обострение.
– Какое?
– Однажды я пришел домой и нашел ее в спальне. Она пела и размазывала пальцами кровь по волосам. Я примчался к тебе в комнату, опасаясь, что она могла что-то с тобой сделать. К счастью, ты спокойно спала.
– Ч-что случилось?
Он щелкает челюстью, и я расцениваю это как проявление гнева. Папа нечасто показывает чувства – возможно, от него я и унаследовала непроницаемое выражение лица.
– Я нашел двух детей в подвале. Они умирали от голода, а на коленях были глубокие царапины и порезы. Жуткое зрелище.
– Их было двое?
Он бросает на меня мимолетный взгляд.
– Ты их видела тогда, но не помнишь.
– Они были… живы?
– Да. Рана не была смертельной, но они умирали от голода. Эбигейл обычно кормила детей и никогда не поднимала на них руку. Когда я спросил, зачем она это сделала, то мама ответила, что у них не было травмы, как у Илая, когда он упал с велосипеда; и она это исправила.
Мне становится трудно дышать, и я прикрываю рот рукой.
– И ты все равно разрешал ей находиться с детьми?
– Нет. – Он трясет головой. – Не после такого кошмара.
– Слава богу.
– Она срывалась на тебе, принцесса. – Папа сжимает мою руку. – Я пытался оградить тебя от нее, но не смог.
– Пап, не говори так.
– Признаю, я не справился. Если отмотать время назад, я бы закрыл ее в психиатрической больнице.
Качаю головой.
– Знаю, ты не мог поступить так. Это было сразу после смерти Илая. Если бы мы потеряли и его, и маму за такое короткое время, то это бы нас убило.