К нам осень не придёт

Шелкова Ксения

Старушка дробно захихикала тонким голоском и отмахнулась.

— Покойничек, Царствие ему Небесное, меня хоть и жаловал, да пошутить любил больше. Ишь выдумал: ведьма! Они, ведьмы-то, другие совсем… Ты скажи мне, доченька, Еленушка твоя на тебя похожа?

— Больше на отца похожей выросла. Я бы привела её, Макаровна, да вот боюсь, если Илья вдруг что…

— Нет-нет, не нужно, что ты! После, может быть, и свидимся когда.

— Ты прости, Анисья Макаровна, я к тебе Елену ни разу не водила — я после свадьбы глупой была, своих стыдилась, хотела, чтоб дочь настоящей барышней выросла. А теперь только ты и есть у меня, кому довериться, вот оно как бывает.

Макаровна

печально покивала, погладила гостью по голове.

— Макаровна, чувствую я, что Илье не помочь… И, если меня не станет, ты ведь не бросишь его? А мне судьбу Елены устроить надо, да так, чтобы никто на её счастье не позарился! Как мою любовь разлучница проклятая украла — а вот теперь её дочь моей Еленушке поперёк дороги стоит! Не успокоюсь, пока она жива!

— Тихо-тихо, — ласково проговорила старушка. — Ты, милая, не горячись, а то и Елене не поможешь, и сама сгинешь ни за что. Значит, твёрдо решила, не отступишься?

— Нет. Не отступлюсь.

Макаровна подумала немного, прикрыв глаза морщинистыми веками.

— Ну что же, коли так — твоё дело. Только будь осторожна, доченька. А теперь ступай, уж к ночи дело; братец твой теперь больше по ночам бодрствует, а уж если полнолуние… Не надо тебе это видеть.

* * *

Во дворе дома на Обуховской тускло светились огоньки над портерной и трактирами. Повалил рыхлый мокрый снег — снежинки достигали земли и тотчас смешивались с жидкой грязью. Дама, что вышла от Макаровны несколько минут назад, стояла и бездумно наблюдала, как белоснежные хлопья мгновенно исчезали на чёрных лужах под ногами. Надо было ехать домой, но она всё медлила.

Илья, младший брат, её единственный родственник, отныне больше не был самим собой! Теперь это дикий зверь, живущий инстинктами, и нет никакой надежды на излечение. Есть только клыки, горящие синим огнём глаза, капающая изо рта слюна — и единственное желание, единственная страсть: найти ту, что сделала это с ним.

Когда в тот проклятый год хозяин вернулся с мельницы в одиночестве, Илюшу и остальных пропавших стали искать; искали долго, но никаких следов не обнаружили. Исправник, что расследовал исчезновение, предположил, что спутники барина угодили в болото и утонули. Было отпевание, поминовение, по сгинувшим служили заупокойные молебны.

А через год он внезапно появился: оборванный, худой, полуодетый, покрытый какими-то странными мелкими шрамами. Если бы он не назвал сестру по имени, верно, она не признала бы в этом оборванце, ввалившемся к ним на кухню, своего младшего брата. И, благодарение Богу, было раннее утро, даже кухарка ещё спала. Илья выглядел диким и обезумевшим: он нюхал воздух, точно зверь лесной, осматривался, метался туда-сюда и всё вопрошал, настойчиво и безжизненно: «Где она? Я чувствую её, она была здесь… Она была здесь сегодня! Отведи меня к ней!»

Слава Богу, ей удалось обмануть его, сказать, что та, кого брат ищет, должна не сегодня-завтра вернуться — и тогда он сможет её увидеть. Илья согласился подождать это время в одной из маленьких подсобных комнатушек, куда обычно никто не заходил. Он дрожал, озирался по сторонам и всё время искал следы чьего-то присутствия.

А потом он описал внешность Той, кого жаждал встретить с такой безумной настойчивостью — и сердце у сестры едва не остановилось от ужаса и ярости. Опять она! Значит, всё это сделала она, проклятая нечисть! Мало ей было украсть чужую любовь и счастье, так ещё она искалечила её брата!

Илья немного успокоился от слов сестры; он рассказал, что после встречи с Той, кого он ищет, он потерял сознание, а

когда очнулся — вокруг были существа, прекрасные собою, но не настолько красивые, как Та. Та была лучше их всех, но она пропала. Существа унесли его куда-то далеко, временами он впадал в беспамятство, а когда просыпался, звал Ту, единственную. Существа, что были ей сродни, смеялись и говорили ему забыть, ведь Та всегда уходила и бросала их, а он теперь один из них. Но Илья не хотел этого слышать, потому что, кроме Той, ему было ничего не надо. Он не знал, сколько дней там провёл, но однажды, когда существа уже почти перестали обращать на него внимание, он сбежал — и блуждал по лесу, без сна и почти без еды. Как-то он смог найти то самое место, где впервые повстречал Ту. Он едва не умер, вспомнив, как она предстала здесь перед ним, как коснулась его — а потом кинулся в ближайшую деревню и стал расспрашивать, не видал ли кто в окрестностях Ту. Нашлась ушлая баба, что поняла по его описанию, про кого он говорит — и подсказала, что Та почти год назад была здесь с каким-то молодым барином, и говорили они между собой, что, мол, в Петербург поедут.

Илья как безумный бросился в Петербург; его не смущали ни дорога, ни холод, ни голод. Достигнув города, он понял, что баба не обманула: он чувствовал Ту, слышал её запах… И запах этот привёл его прямо к дому барина, где служили они с сестрой… И вот теперь он будет ждать, пока Та не вернётся — ибо он знает, что ещё несколько часов назад она была здесь.

И когда сестра выслушала эту историю, она поняла, что действовать надо быстро. Она достала одно из тех зелий, что брала у Макаровны, своей старой нянюшки, и убедила брата поесть и выпить чаю, дабы хоть немного подкрепить силы. Илюша выпил и заснул мёртвым сном, а она немедленно, пока домочадцы ещё спали, бросилась на улицу к знакомому извозчику и, предложив ему все деньги, что у неё были, отвезла брата к Макаровне.

Глава 14

Опять они сидели друг напротив друга в столовой. Утро выдалось морозным, свежим и ясным; Елена с нянькой укутали детей и собрались с ними гулять, Анна же вызвалась составить компанию сестре с племянниками. После происшествия у Завадских она стала проводить больше времени с малютками; с Элен была ласкова и внимательна, с Владимиром общалась ровно, без привычной враждебности и презрения. Левашёв немного удивлялся этой перемене, однако сознавал, что так лучше. Пусть его первая попытка избавиться от жены сорвалась — ничего, время ещё есть. Главное, Софья Нарышкина, прелестная Софи, при встречах по-прежнему обнаруживала к нему интерес. Она почти ничего не говорила о женихе, графе Шувалове, и, видимо, сохраняла полное равнодушие к его персоне. А вот для Владимира у неё всегда находились радостные улыбки, их общение было живым и дружеским. Левашёв не позволял себе никаких вздохов возле Софьи или, не дай Бог, неосторожных признаний. Нет, это станет возможным, только когда он сделается свободен!

Катерина Фёдоровна пристально всматривалась в него светлыми глазами, и, казалось, угадывала, какого рода его мечты. Левашёв поёжился.

— Как вы думаете, нас никто не подслушивает? — пробормотал он.

— Люба отправилась вместе с Элен и Анет, а Марфу я услала в галантерейную лавку, — отчеканила тёща. — Если уже вы, граф, и собственному лакею не доверяете…

— Денису я полностью доверяю.

— Тогда прекратите трусить и оглядываться на дверь! Ей-Богу, Владимир Андреевич, коли вам так страшно заниматься этим делом, советую лучше остановиться! Вы только всё испортите, если будете так трястись.