К себе возвращаюсь издалека...

Ганина Майя Анатольевна

Господи, не запомнишь это навсегда, не унесешь с собой…

16

Живет в Байкале замечательная рыбка голомянка. Вместо того чтобы метать икру, она предпочитает родить крохотных голомянок. Почему она это делает — пока неизвестно. Обычно голомянка обитает на больших глубинах, там, где давление доходит до ста семидесяти атмосфер, но родить своих маленьких голомянка поднимается к поверхности, справедливо считая, что здесь им будет не так холодно и тяжело.

Я видела стальной барометр, у которого забыли открыть крышку, опуская на глубину всего-навсего

двести метров. Прибор смяло, как в аварии. Вылезают глаза и разрывает внутренности у морских окуней, когда их поднимают на поверхность. А голомянка ходит на глубине тысяча семьсот метров, поднимается играючи на поверхность — обыкновенная толстенькая рыбка, чем-то похожая на простого бычка, — и ничего!.. Не сдавливает, не разрывает… Предполагают, что это происходит потому, что она на треть состоит из жира, да к тому же у нее нет воздушного пузыря. Как бы там ни было — это великолепно.

Говорят, голомянка очень красива — нежно-розовая, с перламутровыми прозрачными плавниками. Сама я ее, к сожалению, не видела, так же, как из разноцветных байкальских бычков мне удалось увидеть только желтокрылок, выброшенных штормом в Байкальске. Говорят, голомянка вкусна и богата витамином A. Раньше, для приготовления каких-то лекарств, голомянку продавали в Китай, сейчас ее не ловят совсем. М. М. Кожов считает, что запасы голомянки в Байкале составляют сотни тысяч центнеров, но дело в том, что эта рыбка — сугубая индивидуалистка и в косяки не собирается. Если голомянка представляет промышленный интерес, можно, наверное, что-то придумать, чтобы ловить ее?..

Сибирский осетр, таймень, ленок, омуль, хариус, даваточан, карась, окунь, щука, гальян, плотва, язь, елец, шиповка, пескарь, налим, треска, бычки, голомянка… Пятьдесят шесть разных форм рыб водится в Байкале, но основу промысла здесь составляют, конечно, омуль, сиг и хариус.

Байкальский омуль — недавний переселенец из Ледовитого океана, его ближайший родственник — ледовитоморский омуль — живет в предустьевых районах северных морей и ходит для нереста в Енисей, Лену и Обь. Промысловые размеры омуля — тридцать — сорок сантиметров, вес — от трехсот до пятисот граммов. Считается, что это размеры оставившего потомство вполне взрослого омуля. Изредка омуль достигает полметра в длину и веса до четырех килограммов.

Но в этом году омуль совсем мелкий, и план у рыбозаводов горит. Как нарочно, им увеличили размер ячеи с тридцати восьми миллиметров до сорока, и омуль, едва зацепившись, преспокойно выпутывается и уходит.

На рыбозаводе в Хужире в цехах полное запустение и тишина. Бычков отловили, наварили консервов, а омуль не ловится. Ходят рыбозаводские катера, ищут косяки, а косяков нет.

Уловы вообще падают, хотя техническая вооруженность бригад рыбаков теперь почти на уровне века. Вместо гребных — мотолодки, вместо закидных — ставные невода, капроновые сети. Затраты увеличились, а уловы уменьшились.

Если среднегодовой улов омуля в 1951—1955 годах составлял шестьдесят три тысячи центнеров, то сейчас всего сорок. Едва ли не втрое сократился улов сига и хариуса, вовсе запрещен после войны лов осетра, а в прошлом веке его брали до трех тысяч центнеров в год. Впрочем, браконьеры осетра ловят. Заказников в местах наибольшей концентрации молоди и на нерестилищах покуда нет.

Падение уловов объясняется, во-первых, тем, что перед войной и во время войны была сильно подорвана сырьевая база: ячея у сетей была такая, что брали всю омулевую

и сиговую молодь. Кстати, сиговая молодь вылавливается омулевыми сетями и по сей день. Кроме того, сплавом леса испорчены места привычных нерестилищ: в прошлом году омуль не пошел на нерест в Верхнюю Ангару, в Баргузин и некоторые другие речки.

И тем не менее, несмотря на все это, общая добыча рыбы на Байкале (от ста до ста двадцати тысяч центнеров) превышает добычу рыбы во всей Восточной Сибири. Если же поставить дело на хорошую хозяйственную и научную основу, уловы ценной рыбы в Байкале за короткий срок можно бы увеличить вдвое.

Огромная площадь Байкала заселена рыбой неплотно. Омуль, сиг и хариус ходят и кормятся в совершенно определенных местах, а остальной Байкал — приблизительно пятая его часть — совершенно пустует. М. М. Кожов — известный ученый-байкаловед — считает, что свободную часть площади Байкала можно было бы заселить рыбой, которая будет есть не то, что омуль, и жить будет тоже в других местах. Такой рыбой может стать, допустим, сибирская ряпушка, пелядь, чир и нельма, не уступающая по вкусу лососине. Впервые в Союзе сейчас разрабатывается схема комплексного использования Байкала. Разумного использования. Кожов считает, что должна быть произведена полная реконструкция его ихтиофауны. Опять же разумная, осторожная реконструкция, и, конечно, при этом омуль должен быть поставлен во главу угла.

…Ну вот и настал час, надо уезжать. Меня ждет еще Байкальск, строительство целлюлозного комбината.

Существуют, наверное, люди, за всю жизнь не переехавшие даже на другую улицу. Как они видят, что время идет и меняет землю?

Если приехать в город, где ты жил ребенком, спустя много лет, то видишь, что время материально. Вытянулась береза, стали меньше дома, уйдя в чернозем по самый подбородок, стали ниже люди, казавшиеся тебе в детстве огромными. Короче улица, потому что длиннее твои шаги.

Для живущего на одном месте — мир постоянен. Человеческий глаз не может отметить и запомнить ежедневных изменений. Мир постоянен — наверное, так спокойнее, уютнее жить?

Вероятно, этим стремлением к покою объясняется то, что, прожив в какой-то точке земного шара десять дней, я привыкаю, и мне жаль, не хочется трогаться дальше. Уезжаешь с грустью, и неуютно тебе на первых порах в новом месте, особенно если это большая, суетная, неналаженная стройка Байкальск.

Особенно если приходится первые дни спать в коридоре гостиницы — и мимо тебя днем и ночью проходят озабоченные люди, они не хотят, не могут остановиться, чтобы взглянуть на тебя, рассказать о себе, установить с тобой тот человеческий контакт, без которого живому человеку плохо.

Особенно если через участок, про который ты собираешься писать, прошла вереница торопливых корреспондентов, и на тебя на первых порах смотрят неприязненно: «Лишние заботы…», «Пишете… Читаешь после, уши горят!», «Мешаетесь только… Что от вас пользы?..»

Ты не виноват, но тебе грустно и обидно, потому что ты член какой-то касты и отвечаешь за всех, так же, как они за тебя. Но это первые два-три дня. Потом все незаметно меняется. Тебя переселяют из коридора в комнату, где стоит семь коек, где живет семь командированных девчат. И хорошо разговаривать с ними о пустяках, слышать ночью их дыхание, хорошо, когда ты не один. В командировках я не люблю отдельных номеров. Я не жажду одиночества, я могу работать, когда кругом смех и разговоры, когда поют и плачут.