К суду истории. О Сталине и сталинизме

Медведев Рой Александрович

Но в большинстве случаев Сталин до конца своей жизни отзывался о людях, ставших жертвами его произвола, с нескрываемой злобой и ненавистью.

Сталин боялся заговоров, в том числе и среди своего окружения. Слежка велась за всеми членами Политбюро и другими ответственными работниками. На дачах, где жил Сталин, имелось несколько спален, на каждой из кроватей лежала смена белья, которое Сталин обычно стелил сам. Перед сном Сталин нередко заглядывал под кровати. Для удобства такого осмотра лампа в спальне Сталина обычно была без абажура и легко опускалась на проводе до самого пола. На дачах Сталина было два выхода, и эти дачи тщательно охранялись во все времена года, независимо от того, жил ли на этой даче Сталин или нет. Члены Политбюро, побывавшие друг у друга в гостях, могли попасть под подозрение.

В конце 20-х годов Сталин нередко выходил погулять за пределы Кремля. Конечно, рядом с ним была и охрана, но эти телохранители не были заметны. Внутри Кремля и в здании ЦК ВКП(б) Сталин ходил без видимой охраны, некоторые из старых большевиков вспоминали, как они

поднимались или спускались в лифте ЦК вместе со Сталиным или встречали его в коридоре. Почти все видные большевики имели при себе оружие, они сохранили этот обычай еще со времен Гражданской войны. После убийства Кирова ношение оружия было запрещено лишь рядовым членам партии, рядовому партийно-комсомольскому активу. С пистолетами в кобуре ходили Ворошилов и Буденный, Берия и Каганович, Орджоникидзе и Любченко. Из своего оружия застрелились Томский и Гамарник, пытались застрелиться Бухарин и Рыков. Любил поупражняться в снайперской стрельбе из браунинга Нестор Лакоба, председатель ЦИК Абхазии, где Сталин отдыхал почти каждое лето. Все эти «вольности» постепенно урезались и были отменены еще перед войной. На дачах и в Кремле оружие было оставлено лишь у работников НКВД, стоявших на внешней охране, не вступавших в контакт со Сталиным. Люди, которых принимал Сталин, должны были сдавать оружие, если оно у них было. Некоторых из высокопоставленных посетителей даже обыскивали. Это был страх узурпатора и тирана за свою власть и жизнь, а отнюдь не бдительность вождя первого в мире социалистического государства.

Однако не страх и не мания преследования заставили Сталина уничтожить старую партийную гвардию. Этот террор был сознательной политикой. Факты говорят о том, что у Сталина имелся план уничтожения партийных, советских и военных кадров, и этот план, по выражению А. Тодорского, по масштабности не уступал плану мобилизации большой армии. Этот план был тщательно продуман, материально богато обеспечен и мастерски проведен в жизнь.

Из истории известно, что непомерное честолюбие того или иного правителя не вело автоматически к массовым репрессиям или к убийствам политических соперников, даже если на пути к подобным расправам и не стояло никаких серьезных препятствий. Поэтому рассматривая террор 30-х годов в личном плане, надо отметить не только честолюбие и властолюбие, но и чудовищную жестокость Сталина. Надо отметать также противоречие между непомерным честолюбием и тщеславием Сталина и ограниченностью его способностей и заслуг перед партией и революцией. Ибо это противоречие сталкивало Сталина не только с теми, в ком он не без некоторых оснований видел своих теперешних или будущих противников, но и со многими из старых большевиков, которые были лично преданы Сталину, не выступали против него и выполняли все его распоряжения. Безусловно, еще с юных лет Сталин обладал комплексом неполноценности, который при рано развившемся честолюбии и тщеславии увеличивал в нем такие черты, как завистливость и злобность, первоначально возникшие из обстоятельств, связанных с жизнью в доме родителей и обучением в духовном училище и семинарии. Не получив достаточно систематического и глубокого образования, не зная иностранных языков, Сталин оказался в 1917 году в правительстве, которое даже его враги называли порой самым образованным правительством в Европе. Среди людей с яркими дарованиями и блестящим умом физически слабый и внешне незаметный Сталин не мог не ощущать своей неполноценности как политика, полководца, теоретика и оратора. Но он не хотел оставаться на вторых ролях, и это порождало у него зависть и злобу против всякого образованного партийного интеллигента. К тому же Сталин хотел не только неограниченной власти, но и неограниченной славы. Никто не мог играть рядом с ним сколько-нибудь значительной роли на подмостках истории. Поэтому не борьба против Советской власти, но, напротив, огромные заслуги перед партией и революцией делали многих людей врагами для Сталина.

Римский император Нерон, считавший себя великим артистом и великим поэтом, убивал нередко не только тех, кто сомневался в его талантах, но и тех, кто действительно превосходил этого тщеславного императора в искусстве сочинять стихи или играть на сцене. Он велел разрушить статуи и бюсты великих артистов прежних лет, а вечный Рим переименовать в Неронополь. И таковы же были действия Сталина, который ненавидел людей, имевших заслуги сравнимые или даже большие, чем заслуги Сталина. Тысячи предприятий в стране носили имя Сталина, еще больше улиц и площадей. А сколько было городов, названных в честь Сталина: Сталинск, Сталино, Сталинград, Сталинир, Сталинабад, Сталинакан, Сталин, Сталиноварош – всего не перечислишь.

До революции Сталин не принадлежал к основному руководящему ядру партии большевиков, образовавшемуся вокруг Ленина. Лишь в 1912 году Сталин был заочно избран в ЦК партии, но в 1913 году ссылка в Туруханский край лишила его возможности продолжать активную работу в партии. Гораздо скромнее, чем утверждала последующая легенда, была роль Сталина в работе Закавказской организации большевиков – и в Баку, и особенно в Тифлисе. До революции Ленин вообще мало знал Сталина. После короткой встречи в Таммерфорсе Ленин в 1912 году еще раз встречался со Сталиным в Кракове. В эти дни Ленин писал Горькому: «У нас один чудесный грузин засел и пишет для "Просвещения" большую статью, собрав все австрийские и прочие материалы» [513] . Но знакомство Ленина со Сталиным было весьма непродолжительным, так что Ленин забыл даже фамилию этого «чудесного грузина». В июле 1915 года Ленин писал Зиновьеву: «Не помните ли

фамилию Кобы?» Но Зиновьев, видимо, также забыл эту фамилию, и Ленин через несколько месяцев спрашивает В. А. Карпинского: «Большая просьба: узнайте (от Степко или Михи и т. п.) фамилию «Кобы» (Иосиф Дж... Мы забыли). Очень важно!!!» [514]

Но Сталин хотел восхваления не только нынешней, но и всей прошлой деятельности. Миф о Сталине вступал здесь в явное противоречие с историей партии, которую стали беззастенчиво фальсифицировать. Но были живы еще участники этой истории, они мешали Сталину и его легенде. Они знали, например, что газета «Брдзола», которую так восхвалял Берия, вышла в свет только 4 раза и представляла собой небольшой листок. Было поэтому нелепо приравнивать или сравнивать «Брдзолу» и «Искру». Эти люди знали, что не Сталин был создателем знаменитой Бакинской типографии, как утверждал в своей книжке Берия. Одно это могло стать для Сталина и Берии достаточным мотивом для уничтожения многих большевиков, заслуги которых приписывались затем Сталину. Подобным образом был создан миф о «двух вождях» Октябрьской революции и о «решающих заслугах» Сталина в победах Красной Армии в годы Гражданской войны.

В различного рода воспоминаниях о Сталине, печатавшихся в эпоху Брежнева с целью частичной реабилитации Сталина, нередко подчеркивается его «скромность». Можно узнать из этих публикаций, что Сталин не любил роскоши, предпочитал грубую пищу и скромные квартиры и т. п. Когда в июле 1945 года в Потсдаме готовилась встреча Сталина, Черчилля и Трумэна, то квартирно-эксплуатационный отдел фронта получил приказ готовить виллу для Сталина «не хуже, чем для Рузвельта и Черчилля». Однако приехавший из Москвы начальник охраны Сталина генерал Власик велел все переделать, так как «Сталин не любит роскоши». Ковры и кровати срочно убрали. В кабинете поставили простой дубовый стол, в спальне – диван, вместо ковров постелили дорожки [515] . Действительно, Сталин не присваивал себе, как это делал Тито, бывших царских дворцов и резиденций. Он присваивал себе заслуги убитых им революционеров.

Сталин не хотел жить во дворцах, но он, по-видимому, с молодых лет вынашивал в себе мечту о богоподобном вожде. Он писал в 1924 году: «Ленин рисовался в моем воображении в виде великана, статного и представительного. Каково же было мое разочарование, когда я увидел самого обыкновенного человека... Принято, что перед появлением "великого человека" члены собрания предупреждают: "Тссс... он идет". Эта обрядность казалась мне не лишней, ибо она импонирует, внушает уважение. Каково же было мое разочарование, когда я узнал, что Ленин явился на собрание раньше других делегатов и, забившись где-то в углу, по-простецки ведет беседу, самую обыкновенную беседу с самыми обыкновенными делегатами конференции. Не скрою, что это показалось мне тогда некоторым нарушением необходимых правил» [516] .

Люди, которые знали Сталина, часто отмечают не только честолюбие, тщеславие и жестокость этого человека, но и его грубость, недостаточную культуру, неинтеллигентность. Младший брат Серго К. К. Орджоникидзе писал в своих неопубликованных воспоминаниях:

«Общеизвестно, что Сталин и Серго были близкими друзьями. Бывая часто у своего брата Серго, я познакомился не только со Сталиным, но и с многими видными деятелями Коммунистической партии и нашей страны и первыми в их числе с Дзержинским, Ворошиловым и Микояном. Особенно запомнился мне приезд Сталина в Тифлис в июне 1926 года. Он прибыл 1 июня и прожил в Тифлисе более недели. С ним вместе приезжал в Тифлис А. И. Микоян. Серго проживал тогда на Гановской улице (теперь она называется улицей Табидзе), Сталин и Микоян ночевали на квартире Серго. Тогда я познакомился с ними близко. В связи с приездом Сталина на квартире Серго собрались грузинские и закавказские ответственные работники. Был накрыт стол. Пили много вина и хором пели застольные песни. Сталин налил мне чайный стакан грузинского виноградного вина, который я выпил залпом. Потом он налил мне еще такой же стакан вина, который я тоже выпил и продолжал петь со всеми. Наступила пауза, воспользовавшись ею, Сталин запел на грузинском языке. Это была неприличная песня. Он продолжал петь, несмотря на то что за столом сидели женщины. Мария Платоновна Орахелашвили не нуждалась в переводе, но вот Зинаида Гавриловна (жена Серго Орджоникидзе), не знавшая грузинского языка, попросила перевести слова песни на русский язык. Серго вначале отнекивался, но она все больше настаивала, видя смущение многих и необычную реакцию присутствующих. Когда же Серго шепнул Зинаиде Гавриловне на ухо некоторые слова этой непристойной песни, то она покраснела от стыда и смутилась.

То, что Сталин был сквернослов, – общеизвестно, но этот случай наглядно убедил меня, что он так привык к сквернословию, что даже песни пел, изобиловавшие непристойными словами, и что было удивительнее всего, он при этом нисколько не стеснялся присутствия столь высоконравственных женщин, как Мария Платоновна Орахелашвили и Зинаида Гавриловна Орджоникидзе.

В день отъезда Сталина из Тифлиса снова были в гостях у Серго. Было обильное угощение. Потом гости поехали от Серго к Мамия Орахелашвили. Мамия Дмитриевич жил тогда недалеко от Серго – на улице Паскевича (теперь она называется улицей Филиппа Махарадзе). Сталин не захотел ехать к М. Д. Орахелашвили, но Серго уговорил его. Видимо, Сталина убедили запомнившиеся мне до сих пор слова Серго: "Как же так! Он у нас глава правительства, неудобно обходить его". Мамия Дмитриевич Орахелашвили занимал тогда пост председателя Совнаркома РСФСР. Как показали следующие годы, Сталин ненавидел Орахелашвили. Видимо, он невзлюбил его давно и поэтому с такой неохотой согласился тогда поехать к нему» [517] .