К суду истории. О Сталине и сталинизме

Медведев Рой Александрович

Русский великодержавный национализм был действительно взят на вооружение Сталиным, что отразилось и в его кадровой политике. Но это произошло позже – к концу Отечественной войны и особенно в 1948 – 1949 гг. Но это уже другая тема.

ЛЕГЕНДА О СТАЛИНСКОЙ «АНТИКОММУНИСТИЧЕСКОЙ» РЕВОЛЮЦИИ

Репрессии 30-х годов завершили давно задуманную и проводившуюся поэтапно узурпацию Сталиным власти в стране и в партии. Еще в конце 20-х годов Сталина не без основания называли диктатором. Однако та ничем не ограниченная единоличная диктатура Сталина, которая утвердилась с конца 30-х годов, не имела прецедента в истории. На протяжении последних 15 лет своей жизни Сталин обладал такой властью, какой не обладал ни один из русских царей и ни один из диктаторов последнего тысячелетия. В руках Сталина была не только вся полнота политической и военной власти, он мог бесконтрольно распоряжаться всеми материальными ресурсами страны, единолично решал все основные вопросы внешней политики и сосредоточил в своих руках даже руководство литературой, искусством, наукой.

Советская власть и в период революции и

Гражданской войны, и во времена НЭПа, а также в конце 20-х – начале 30-х годов не слишком считалась с законами, когда речь шла о людях, группах, партиях или целых социальных слоях, которые объявлялись классовыми врагами пролетариата. Подобный произвол оправдывался обычно словами о «диктатуре пролетариата», которая не может слишком связывать себя какими-либо законами, но может при необходимости опираться непосредственно на насилие. В действительности в это время в нашей стране существовала уже не столько диктатура пролетариата, сколько диктатура партии, которая постепенно превращалась в диктатуру наиболее сильной фракции, а в первой половине 30-х годов в диктатуру партийных верхов, т. е. своеобразную «диктатуру вождей» [477] . Не соблюдая законов в отношении всех тех, кого они считали «классовыми врагами», не слишком считаясь теперь и с рядовыми членами партии, не говоря о разного рода оппозиционерах, партийные верхи, однако, требовали сохранения определенных партийных норм и принципов коллективного руководства. Такая установка противоречила планам Сталина, и, начиная выполнение решающей фазы по узурпации власти, Сталин постепенно нарушал одну за другой все ранее сложившиеся партийные нормы и традиции, пока не отбросил их полностью.

Так, например, Сталин полностью пренебрег всеми правами и прерогативами ЦК ВКП(б), а затем и такими руководящими органами ЦК, как Секретариат и даже Политбюро, хотя формально эти органы по руководству партией и не были упразднены. Известно, что ЦК ВКП(б) строился в прошлом как демократический, коллегиальный орган. Устав ВКП(б) предусматривал регулярный созыв пленумов ЦК и съездов партии. Чтобы воспрепятствовать какому-либо произволу в отношении членов ЦК партии, ее Устав предусматривал, что ни один из членов ЦК ВКП(б) не может быть выведен из состава ЦК без разрешения съезда партии, а в исключительных случаях – без решения расширенного пленума ЦК ВКП(б).

Однако уже после ареста Бухарина и Рыкова в январе 1937 года Сталин перестал собирать пленумы ЦК для решения судьбы тех или иных членов ЦК ВКП(б). Принимая решения об их аресте и расстреле, Сталин действовал единолично, обсуждая с Ежовым или Берией лишь отдельные технические детали предстоящей «операции». Поэтому для большинства членов ЦК их арест был совершенно неожиданным и не сопровождался даже минимумом формальностей. Член ЦК ВКП(б) И. Якир, вызванный в Москву, был арестован в Брянске прямо в салон-вагоне. Ночью в купе, где спал Якир, вошли работники НКВД. Один из них вынул из-под подушки командарма пистолет, затем разбудил Якира и объявил ему об аресте. «А где решение ЦК?» – спросил Якир. «Приедете в Москву, там все решения и санкции вам покажут», – нагло ответил Якиру сотрудник НКВД [478] . Кандидат в члены Политбюро ЦК Я. Рудзутак был арестован на даче, когда оживленно беседовал с художниками В. Н. Мешковым, А. М. Герасимовым и П. М. Щухминым [479] . По свидетельству бывшего инструктора ЦК ВКП(б) Д. Ю. Зориной, заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК В. А. Яковлев был арестован в своем служебном кабинете. «Разве у нас контрреволюционный переворот? – спросил он сотрудников НКВД. – Я член ЦК и член правительства. Какое право имеете вы арестовывать меня без санкции ЦК?» Однако его протест остался без ответа. Видного деятеля партии и члена ЦК ВКП(б) А. Бубнова охрана Кремля не пропустила в октябре 1937 года на заседание очередного пленума. В таком же положении оказались и еще несколько членов ЦК. Бубнов, крайне взволнованный, поехал в свой наркомовский кабинет в Наркомпрос, где оставался до вечера. Только из передачи вечерних известий по радио он узнал, что его уже сняли с поста наркома просвещения. А через несколько дней Бубнов был арестован [480] .

И такими же откровенно наглыми и незаконными были действия Сталина, направленные против других членов ЦК и Советского правительства.

Неудивительно, что Сталин стал теперь пренебрегать и уставными сроками созыва съездов и пленумов ЦК партии. В первые 10 лет после смерти Ленина состоялось 4 съезда, 5 конференций и 43 Пленума ЦК ВКП(б). В последующие 20 лет (1934 – 1953) состоялось 3 съезда партии и одна партийная конференция, а также 23 пленума ЦК. Перерыв между XVIII и XIX съездами партии составил 13 лет. С 1941 по 1951 гг. в Москве было проведено только 2 пленума ЦК ВКП(б) [481] .

И в западной советологической, и в эмигрантской литературе нередко и очень настойчиво защищается точка зрения, что никаких особо существенных изменений в советской системе во второй половине 30-х годов не произошло. Террор Сталина, по мнению многих авторов, являлся прямым продолжением «красного террора» времен Гражданской войны, террористических методов проведения коллективизации, террора против «буржуазных» специалистов и «чуждых элементов» начала 30-х годов. Хотя диктатура коммунистической партии к концу 30-х годов и стала более жестокой, ее основной характер не изменился. Таким образом, никакого специфического феномена «сталинизма» не существовало в природе, а было естественное и закономерное развитие основных начал «ленинизма». И «сталинизм», и «ленинизм» – это только различные этапы развития и воплощения в жизнь разработанной еще Марксом и Энгельсом системы «тоталитарного социализма», или социализма вообще.

Этот вопрос о взаимоотношении между сталинизмом

и ленинизмом, между марксистской и ленинской доктринами социализма и реальной действительностью 30 – 40-х годов в нашей стране требует специального рассмотрения, мы еще будем говорить обо всем этом в следующих главах нашей книги.

Отметим только, что подобная точка зрения почти полностью совпадает с точкой зрения официальной советской исторической науки, которая также не видит принципиальной разницы между ленинизмом и сталинизмом и вообще отрицает правомерность такого понятия, как «сталинизм». События 30-х годов рассматриваются в советской исторической науке как естественное и логическое продолжение социалистического строительства в СССР по пути, намеченному Лениным и марксизмом-ленинизмом. Другое дело, что для многих западных авторов и эмигрантов из СССР ненавистна и враждебна всякая система социализма, независимо от эпитетов «ленинский», «сталинский», «демократический» или «тоталитарный». Советские авторы, напротив, не жалеют положительных эпитетов, чтобы охарактеризовать и современный «реальный» социализм, и социализм 30-х годов. «Культ личности, – утверждают авторы одного из пособий по истории партии, – ...не мог изменить природы социалистического строя, не мог поколебать ленинские основы партии. Партия и ее местные органы жили своей активной, самодеятельной жизнью. В постоянном столкновении с теми нездоровыми тенденциями, которые порождались культом личности, подлинно ленинские начала, лежащие в основе партии, неизменно брали верх» [482] .

В «Очерках по истории КПСС» – учебном пособии для школ марксизма-ленинизма, подготовленном под руководством С. П. Трапезникова при участии Г. Н. Голикова, А. И. Титова, Г. А. Деборина и др. и издававшегося много раз в 1966 – 1975 гг., события 1936 – 1939 гг. излагаются в разделе «Победа и упрочение социализма». Здесь можно прочесть о принятии новой «более демократической Конституции СССР» и новой «более демократической» избирательной системы, о развитии демократии внутри ВКП(б). Но в этом пособии ничего не говорится о преступных массовых репрессиях, об уничтожении большей части кадров партии, армии и советского аппарата. Не упоминается ни одна из жертв сталинского произвола, авторы пособия лишь очень глухо говорят об ошибочном тезисе насчет усиления классовой борьбы в СССР по мере успехов социализма и о злоупотреблениях властью. Аналогичная тенденция прослеживается и в многотомной «Истории КПСС», издание которой продолжается вот уже в течение 20 лет и до сих пор не завершено [483] . События 1937 года излагаются в этой капитальной и официальной истории в главе «Победы социализма в СССР» (т. 4, глава 24). События 1938 – 1939 гг. излагаются в главе «Вступление СССР в период завершения строительства социализма» (т. 5, глава 1). В этих главах можно найти немало рассуждений о дальнейшем развитии советской демократии и об укреплении партийных органов, об идейном воспитании коммунистов и о социально-политическом единстве советского народа. Но здесь нет ни одной главы, ни одного параграфа, в котором говорилось бы о жесточайшем терроре и массовых репрессиях в предвоенные годы.

В противоположность изложенной выше точке зрения немало западных и эмигрантских авторов рассматривали и продолжают рассматривать узурпацию Сталиным власти в СССР и ВКП(б) как полный разрыв Сталина с социализмом и ленинской революцией, как контрреволюционный, монархический или даже фашистский переворот.

Еще в конце Гражданской войны среди некоторых теоретиков белого движения велись разговоры о том, что Октябрьская революция, как и многие из прежних революций в других странах, завершится в конце концов установлением новой монархии. Известный националист и монархист В. Шульгин приводит в своей книге «1920 год» беседу, которая состоялась у него в конце 1920 года с одним из работников русского посольства в Константинополе. В этой беседе Шульгин пытался доказать, что большевики в силу объективных условий должны будут не только восстановить военное могущество России, а также границы Российской державы «до ее естественных пределов», но и подготовят «пришествие самодержца всероссийского». Таким самодержцем, однако, не смогут стать ни Ленин, ни Троцкий. Как говорил Шульгин: «...и Ленин, и Троцкий не могут отказаться от социализма ...они ведь при помощи социализма перевернули старое и схватили власть. Они должны нести этот мешок на спине до конца. Он их и раздавит... Тогда придет Некто, кто возьмет от них их "декретность"... Их решимость принимать на свою ответственность невероятные решения. Их жестокость – проведение однажды решенного. Но он не возьмет от них их мешка. Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям. Комбинация трудная – я знаю... Да, это так... и все, что сейчас происходит, весь тот ужас, который сейчас происходит, весь этот ужас, который сейчас навис над Россией, – это только страшные, трудные, ужасно мучительные роды. Роды самодержца... Легко ли родить истинного самодержца, да еще всероссийского» [484] .

Неудивительно, что некоторые из представителей правой и кадетской эмиграции расценивали узурпацию Сталиным власти в СССР как своеобразный монархический переворот. В архиве Е. Д. Кусковой, русской общественной деятельницы и публициста, высланной из Советской России в 1922 году, было обнаружено в Праге в 1945 г. письмо бывшего лидера кадетской партии П. Н. Милюкова, который, в частности, писал 18 сентября 1936 года: «По-вашему, расстрелы эти потому, что линия потеряна. Линия продолжается, следовательно, нечего теряться – пусть продолжают верить в правоту линии вплоть до эшафота. Характеризуя способ (внешнюю форму) как варварство, я считаю цель, для которой употребляется этот способ, вполне правильной... Тем более я желаю Сталину здравствовать, чтобы не было зигзагов назад...» [485]