К суду истории. О Сталине и сталинизме
Шрифт:
Это чрезмерное развитие принудительного труда имело многие тяжелые последствия. Во-первых, из-за жесткого режима, установившегося в трудовых лагерях, «рабочая сила» здесь быстро выходила из строя и постоянно нуждалась в замене. Во-вторых, не находя разумного решения проблемы строительства в отдаленных районах страны, Сталин тем не менее постоянно увеличивал число проектов, осуществление которых поручалось ГУЛагу. В-третьих, кажущаяся «дешевизна» гулаговской рабочей силы и ее «мобильность» побуждала многие строительные и иные организации и в центральных районах широко использовать труд заключенных. К началу 50-х годов ГУЛаг эксплуатировал некоторые из шахт в Донбассе, часть швейных фабрик, владел почти всей лесной промышленностью в Архангельской области, строил высотное здание Московского университета в Москве и некоторые другие столичные здания. Силами заключенных строились санатории в Крыму и Сочи, жилые дома для работников НКВД в Орле и т. д. Планирующие организации нередко оказывали через близкий к Сталину аппарат давление на ГУЛаг, призывая ускорить осуществление
СООТНОШЕНИЕ ЦЕЛИ И СРЕДСТВ В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Социалистическая революция ставит перед собой великие и гуманные цели: уничтожение эксплуатации человека человеком, построение справедливого социалистического общества, ликвидацию войн и насилия на нашей планете, всестороннее и гармоничное развитие человеческой личности. Однако для достижения этих целей пролетариат и его партии должны пройти долгий и трудный путь борьбы со всеми врагами социализма, а также и с собственными недостатками. При этом перед пролетарскими революционерами неизбежно возникает вопрос о выборе путей и средств этой борьбы, о соотношении целей и средств в социалистической революции.
Известно, что ни марксизм, ни ленинизм в отличие, например, от гандизма не отрицают необходимости насильственных мер в революционной борьбе. Маркс не раз повторял, что насилие является повивальной бабкой старого общества, когда оно беременно новым. Ленин также не раз говорил, что революции не делаются в белых перчатках. Когда противники Советской власти попытались силой свергнуть ее, большевики приняли этот вызов. И именно твердость в борьбе, относительно умелое сочетание как убеждения, так и насилия, а в ряде случаев и террора обеспечили большевикам победу в Октябрьской революции и Гражданской войне.
Но подлинный марксизм никогда не стоял и не может стоять на защите тезиса, будто революционная цель заранее оправдывает любые средства в борьбе за победу в революции.
Тезис «цель оправдывает средства» был выдвинут не революционерами, а их противниками. Весьма последовательное выражение этот тезис еще в Средние века нашел в деятельности церкви, когда ее существованию грозила опасность. Создавая такие институты, как инквизиция или орден иезуитов, церковь заранее освобождала их от всех моральных обязательств. Ради единства церкви можно оправдать все: и предательство, и убийства, и сознательную ложь. Известно, какими жестокостями сопровождались обычно многочисленные религиозные войны, крестовые походы, любые религиозные гонения во всех странах. Этот же тезис был подхвачен в новое время и фашистской реакцией. «Фюрер говорит, – записывал в свой дневник Геббельс, – правдой или неправдой, но мы должны победить. Это единственный путь, и он верен морально и в силу необходимости. А когда мы победим, кто спросит нас о методе? У нас и без того столько на совести, что мы должны победить, потому что иначе наш народ и мы во главе со всем, что нам дорого, будем стерты с лица земли» [609] .
К сожалению, из арсенала врагов революции тот же тезис нередко переходил и в арсенал многих революционеров, среди которых было немало не только беспринципных карьеристов, но также фанатиков и догматиков, готовых двигаться по избранному пути, не разбирая ни дороги, ни средств движения.
Эта неразборчивость в средствах характерна для многих участников буржуазно-демократических революций. В одной из прокламаций, появившихся в 1792 году во Франции, можно было прочесть: «Все дозволено тем, кто действует в духе революции. Для республиканца нет опасности, кроме опасности плестись в хвосте законов республики. Кто перешагнет через них, кто, казалось бы, заходит дальше цели, тот часто еще далек от завершения» [610] .
Якобинская диктатура и якобинский террор помогли Французской революции нанести несколько решающих поражений внешним и внутренним врагам и провести ряд важнейших социально-экономических преобразований. Но этот же террор в дальнейшем подорвал силы революции и привел к крушению якобинцев и компрометации революционеров. Направленный вначале против роялистов и контрреволюционеров, этот террор стал вскоре задевать и всех революционеров, стоявших немного правее или левее самих якобинцев, он превратился в главное или даже единственное средство политической борьбы. Сопутствующее террору упрощенное судопроизводство открывало широкие возможности для злоупотребления властью, и этими возможностями пользовались не только случайные попутчики революции, но и вожди якобинцев – Робеспьер и Кутон. С ведома и по настоянию Робеспьера против его политических противников выдвигались клеветнические обвинения, проводились фальсифицированные судебные процессы, в результате которых многие честные республиканцы были казнены. Террором ответили якобинцы и на требования городской бедноты об улучшении своего положения.
В XIX веке также было немало революционеров, не признававших никаких ограничений в выборе средств для борьбы. Мы уже говорили о нечаевщине. Сходные с Нечаевым взгляды исповедовал долгое время и М. Бакунин. И он считал, что ради великого дела можно идти не только в «барабанщики», но и в «прохвосты», что разбой –
Много нареканий среди прогрессивных демократов вызвал и расстрел Парижской коммуной заложников в ответ на расстрел версальцами пленных коммунаров.
Примеры неоправданной жестокости, подозрительности, злоупотребления террором были нередки, к сожалению, и в истории революции и Гражданской войны в России. Еще в первые месяцы после революции были нередки случаи самосуда чрезмерно возбужденных солдат, матросов и рабочих по отношению к «подозрительным». Жертвой подобного самосуда стали, в частности, министры Временного правительства А. И. Шингарев и Ф. Кокошкин. Едва не был расстрелян в первые дни Октября и американский социалист Джон Рид, оставивший нам превосходное описание революции. По мере расширения Гражданской войны расширялись и масштабы неоправданного насилия, приносившего большой вред молодой Советской республике. Чего стоили только бессудные массовые расстрелы казаков, в том числе стариков и женщин в станицах Верхнего Дона, да и вся позорная кампания по «расказачиванию», которая проводилась в начале 1919 года Донбюро РКП(б) и Гражданупром Южного фронта по директиве ЦК РКП(б), подписанной Я. М. Свердловым. Эти расстрелы явились не только главной причиной Вешенского восстания донских казаков, описанного в романе «Тихий Дон», но и причиной тяжелых поражений Красной Армии на Южном фронте, значительно затянувших гражданскую войну. К фактам подобного рода можно отнести и злоупотребление насилием в районах Южной Украины. Жертвами произвола становились даже прославленные командиры Красной Армии. В 1920 году после неправедного и скорого суда был расстрелян в Ростове-на-Дону Б. М. Думенко, организатор первых крупных кавалерийских соединений Красной Армии, ставших основой Первой Конной армии. В 1921 году в Бутырской тюрьме был убит безо всякого суда виднейший участник Гражданской войны на юге России Ф. К. Миронов, командовавший в 1918 – 1919 гг. крупными военными соединениями, а в 1920 году командарм Второй Конной армии. И Думенко, и Миронов были реабилитированы только после XX съезда КПСС.
Нередко злоупотребляли насилием в годы Гражданской войны не только Сталин, но и Л. Троцкий, М. С. Кедров, С. Гусев и многие другие командиры, комиссары и специальные уполномоченные.
Явно ошибочным было и широкое использование с первых же месяцев Гражданской войны метода заложников. Иногда можно найти объяснение временной изоляции отдельных потенциально опасных для Советской власти людей. Но метод заложников предполагал не только временную изоляцию, но и физическое уничтожение одних людей за поступки или преступления других людей. Об этом без обиняков говорилось в приказе наркома внутренних дел РСФСР Г. Петровского, разосланном по телеграфу всем Советам в сентябре 1918 г. «Убийство Володарского, убийство Урицкого, покушение на убийство и ранение председателя Совета Народных Комиссаров Владимира Ильича Ленина, массовые десятками тысяч расстрелы наших товарищей в Финляндии, на Украине и, наконец, на Дону и в Чехославии, постоянно открываемые заговоры в тылу наших армий, открытое признание правых эсеров и прочей контрреволюционной сволочи в этих заговорах и в то же время чрезвычайно ничтожное количество серьезных репрессий и массовых расстрелов белогвардейцев и буржуазии со стороны Советов показывают, что, несмотря на постоянные слова о массовом терроре против эсеров, белогвардейцев и буржуазии, этого террора наделе нет. С таким положением должно быть решительно покончено. Расхлябанности и миндальничанью должен быть немедленно положен конец. Все известные Советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы. Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейшей попытке сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безоговорочно массовый расстрел. Местные губисполкомы должны проявлять в этом отношении особую инициативу» [612] .
Исполнение приказа Г. Петровского привело действительно к массовому взятию и расстрелу заложников. Так, в № 5 «Еженедельника Чрезвычайных Комиссий» сообщалось о расстреле в Петрограде пятисот заложников. Согласиться со столь жестокой мерой, даже с учетом трудной обстановки 1918 года, невозможно. Подобные расстрелы не искореняли контрреволюцию, но лишь обостряли борьбу и вели к новым жертвам с обеих сторон.
В 1920 году в Крыму уже после разгрома Врангеля Советским правительством была объявлена амнистия белогвардейцам, скрывшимся в горах, если они явятся с повинной. Однако вопреки решению об амнистии, карательные органы Южного фронта не без ведома председателя Крымского ревкома Белы Куна и секретаря Крымского обкома ВКП(б) Р. С. Землячки провели ничем не оправданные массовые расстрелы бывших белогвардейцев, многие из которых были насильно мобилизованы в Белую армию. Вызывает сомнение и обоснованность приказа М. Фрунзе окружить и ликвидировать 3-тысячную бригаду из армии Махно, которая в составе Красной Армии принимала участие в штурме крымских укреплений Врангеля. В 1919 – 1920 гг. армия Н. Махно была важным союзником Красной Армии. Не исключено, что проблемы этого массового крестьянского движения, проходившего под анархистскими лозунгами, можно было решить политическими средствами, не прибегая к длительной кровопролитной войне, которая продолжалась до середины 1921 года.