Кабахи
Шрифт:
И вдруг сатанински усмехнулся, почувствовав, что с каждым ударом входит во вкус.
Толпа надвигалась на него, и по перекошенным, искаженным бессмысленной злобой лицам он понял, что Закро больше никого не интересует. Теперь уже дело было в нем самом, теперь избить хотели его, откуда-то взявшегося неистового дьявола. Так избить, чтобы он проклял день своего рождения.
От наметанного глаза Шавлего не ускользнуло, что сквозь толпу продираются к нему какие-то двое с кинжалами.
«Кистины. Дружки Бакурадзе, наверно.
— Сзади подбираются!.. Берегись!
Шавлего обернулся и мощным пинком отбросил нападающего.
— А теперь спереди!
Шавлего упустил момент и получил увесистый удар от какого-то дюжего парня, но тут же, развернувшись, сбил его с ног. Краем глаза приметил: вон Купрача в своей наскоро сооруженной палатке раскатывает на дощатом прилавке тесто для хинкали.
— Сзади!.. Спереди!.. — На этом заведующий столовой прекратил свои предостережения — молча перелез через прилавок, стукнул каталкой для теста подкравшегося сзади с камнем молодца, так же безмолвно перешагнул через него, уже растянувшегося на земле, и, вернувшись в палатку, продолжал возиться с тестом.
Шавлего чувствовал, что начинает уставать. Это был бесконечный раунд, — и вместо гонга он слышал снова и снова яростные вопли. По лицу его стекал струями пот. Глаза горели, во рту было как-то солоно и вместе с тем горьковато. Он дышал широко раскрытым ртом. Мышцы у него понемногу немели, он больше не тратил силы на ложные выпады, но и настоящие не попадали иной раз в цель.
Вдруг Шавлего заметил, что человек с кинжалом вырвался вперед из толпы.
«От этого мне уже не уйти, — подумал он и пожалел, что швырнул дубину за ограду. — Неужели пустят в ход оружие?» — и тут же понял: да, пустят.
Человек с кинжалом уже совсем близко. Вот он, здесь…
— Прочь, не тронь! — раздался вдруг женский крик: пробившаяся через толпу девушка загородила собой шатавшегося Шавлего и схватила руку, занесшую кинжал.
— Позор! Позор! И это называется мужчина! С кинжалом — на безоружного!
Человек с кинжалом растерялся, замер в нерешительности.
«Вот сейчас! — подумал Шавлего. — Мгновенно выскочить из-за спины девушки — и левой…» Вдруг его точно кувалдой грохнули по лбу. Он беспомощно взмахнул руками. Алавердский храм качнулся и медленно стал валиться на него. В ушах пронзительно зазвенело. Потом глухо донеслись до него стук копыт, свист плетей, шум и крики:
— Разойдитесь! Разойдись, так вашу!..
— А ну давай разойдись… Сейчас всех арестуем!
— Гей, вы, кахи бестолковые, не за басурманов ли друг друга приняли?
— Кого бьете, с чего разбушевались, спятили, что ли?
Шавлего попытался сделать шаг-другой, уйти от клонящегося над ним Алавердского храма и с горечью почувствовал — нет, ноги не повинуются ему. Храм качнулся еще раз и рухнул, погребая его под собой, как горная лавина.
— Шавлего!
У Шавлего потемнело в глазах, он упал на колени.
2
Нико сидел у окна, уставившись неподвижным взглядом на свой обращенный в развалины гараж. Куски кирпича, цемента, дерева и железа были перемешаны как попало. Страшная сила взрыва разломила «Победу» надвое. Нагроможденная посреди двора бесформенная куча была засыпана сверху обвалившимися сучьями сливового дерева. Забор, примыкавший к гаражу, рухнул наземь — остался стоять лишь один дубовый кол с прибитой к нему поперечной доской. Под косыми, тусклыми лучами заходящего солнца он производил впечатление одинокого креста на заброшенном кладбище.
Хлопнула калитка, человек вошел во двор. Словно опоздавший к смертному одру родич над трупом, остановился он возле искореженной машины и долго смотрел на нее, горестно покачивая головой. Потом схватил за хвост дохлую собаку, придавленную обломками кладки, и оттащил ее в сторону. Лениво, нехотя взлетел потревоженный рой золотисто-зеленых мух.
Пришедший с отвращением выпустил из рук собачий хвост, отвернулся и отряхнул ладони одну об другую. Потом бросил хмурый взгляд на окно в верхнем этаже и стал подниматься по лестнице.
— Деньги я послал тебе утром. — Нико сидел неподвижно, подперев подбородок рукой, и цедил слова, едва разжимая толстые губы.
— Знаю. — Вошедший бросил шапку на стол и пододвинул скамейку, чтобы сесть.
Нико даже не взглянул на него.
Гость достал папиросу.
— Что-нибудь выяснил?
— Нет.
— И время-то какое выбрали — под воскресенье!
— Чтоб я мог наслаждаться зрелищем в выходной.
— Подозреваешь кого-нибудь?
— Что толку — не могу же я его повесить!
— Мне скажи — кто.
— Зачем? Я сам с ним управлюсь.
— Хоть бы пса выкинул — все вокруг провоняет.
— Не хочу врага радовать. Стемнеет — выброшу.
— Почему в милицию не сообщил?
— Они сразу приехали, с самого утра. Георгий помчался за ними в Телави. С ищейкой были. Для чего искать — что потеряли? Так и уехали ни с чем, никаких концов не нашли… Милиция… На кой мне черт… Я сам себе и милиция и закон.
— Когда это случилось? Среди ночи?
— Часа за два до рассвета.
— Странно — отчего собака чужого не почуяла?
— Сам диву даюсь. Если б еще подбросили взрывчатку издалека. Нет, открыли гараж, вошли. Динамит был подложен прямо под машину.
— А сам-то подлюга как уцелел?
— Ну, это дело простое. Поставь фитиль подлиннее, пока он догорит, за тридевять земель успеешь уйти.
Оба надолго смолкли — ушли каждый в свои мысли.
— Теперь и у меня дело разладится. Град не всюду лозы побил. Не сегодня-завтра закончится виноградный сбор. Как я обойдусь без машины?