Кабахи
Шрифт:
Нико поднял голову, встал, походил по комнате, раздумывая. Потом остановился у окна, прислонившись затылком к раме, так что бренные останки машины оказались у него за спиной, и скрестил руки на груди.
— Только смерть непоправима. Пока сусло перебродит и станет вином, ты и машину достанешь… Сейчас я вот что тебе посоветую: ты из-за моего гаража не печалься. Это булавочный укол — а у меня в руке кинжал, наточенный от острия до рукоятки. А ты обделай свои дела, как я тебе говорил. Да поспешай. Как выпишешься из Телави, сейчас же будешь включен в список жителей
— Насчет дома я уже с ним договорился. И часть денег отдал вперед.
— Ну, так отдай и остальное — и уезжай отсюда.
— Уезжай, говоришь? Куда, зачем? Дом надо еще достраивать… Я на тебя надеялся — материалов нет.
Нико взглянул на него с изумленным видом:
— Кто тебе сказал, что я раздаю стройматериалы направо и налево?
— Все в Чалиспири говорят, что ты построил какой-то старухе дом из материалов, запасенных для постройки клуба.
— Своих от чужих я и сейчас отличить умею, но для тебя было бы лучше, если бы в Чалиспири помалкивали об этой старухе и о том, из чего ей дом построили.
— Почему так?
— Твой вопрос не ответа требует, а сметки… Уберись отсюда, исчезни. Да поскорей. Не надо, чтобы ты мозолил людям глаза.
— Вот тебе и раз! Да им, напротив, бросится в глаза, если я, внезапно появившись, сразу же и исчезну. А кроме того, кукуруза еще не убрана.
— Вахтанг! — Нико сдвинул брови. — Сказано ведь: лучше поменьше, да послаще, а то ведь и оскомину можно набить… от жадности. — Он медленно, тяжело подошел к столу, с грохотом выдвинул стул с противоположной его стороны. — С кукурузой управятся и без тебя. Материалу я дам тебе столько, сколько нужно на одну комнату. Остальные оставишь пока неотделанными. Каждый год будешь устраивать по комнате. Если понадобится здесь переночевать, одной комнаты тебе хватит.
— Пока Наскида сидит в райсовете, дом считается за ним. Моим он станет, только когда Наскида уйдет. А до тех пор здесь ко мне привыкнут.
— Я и не требую, чтобы ты сегодня же снимался с места. Сначала управься со всеми делами в сушилке. Действуй так, чтобы и волк не остался голодным, и овчарня не опустела. Дела должны быть в ажуре. Запомни хорошенько — ты должен уехать отсюда незапятнанным.
— Пока сусло перебродит, и кукурузу убрать успею.
— Брось ты эту кукурузу, говорят тебе! Что ты затвердил одно! Хочешь, погнавшись за ишаком, упустить скакуна? — И добавил сухо: — С кукурузой управятся другие.
— А шерсть?..
— Какая шерсть?
— А вот, стригли овец перед тем, как отогнать отары в Ширван, на пастбища…
— Шерсть тогдашнего настрига была сухая… Ее на склад сдали. А дом ты бы лучше поскорей на себя оформил. Может статься, Наскида вместе с председательским местом и его потеряет.
Во дворе опять хлопнула калитка.
Вахтанг
— Верно, кто-нибудь с соболезнованием. Я думал, гости потянутся уже с самого утра.
Довольно долго никто не показывался. Потом на лестнице послышались шаги.
— Есть дома кто-нибудь? Нико, ты где?
— Входите! Кто там? Добро пожаловать.
В комнату вошел Ефрем, поздоровался.
— Садись, Ефрем.
— Рассиживаться у меня времени нет, Нико. Слушай, что это с твоим гаражом, почему он развалился?
— Садись. Фундамент оказался слабый.
— Надо было цементу не жалеть! Вот беда! И машину всю покорежило. Давить надо нынешних каменщиков! Кто строил?
У Вахтанга дрогнула челюсть.
— Ты по делу пришел?
— Осень на дворе. Нынче только у покойников дела нет.
— Тогда выкладывай, не тяни.
Ефрем обиделся:
— А ты чего ввязываешься, не к тебе же я пришел! На свете так уж устроено — у каждого своя забота.
Нико подошел к окну, сказав мимоходом крестнику, чтобы тот оставил гостя в покое.
Вахтанг встал, взялся, за шапку.
Нико обернулся не сразу.
— Что-нибудь еще?
— Купрача говорит…
— Купрача еще и рта не успеет раскрыть, как я уже наперед знаю, что он скажет.
Вахтанг повернулся с рассерженным видом, надел шапку и вышел.
— Ну, в чем дело, Ефрем, зачем пожаловал? Я уже сказал тебе — аванса больше не дам.
— Да не за авансом я. Обошелся и так — за посуду заплатили.
— Везет тебе. Не помню, чтобы ты хоть раз остался в проигрыше.
— До сих пор и я такого случая не мог припомнить.
— Что же теперь стряслось?
— Обобрали мой виноградник — мной перекопанный, потом моим политый!
— Какой виноградник?
— Тот, что ты отобрал у Сабеды и мне отписал.
— Чего тебе от меня-то нужно?
— Как это — чего? Коли дали, что ж было назад отбирать?
— Кто отобрал?
— А пес его знает! Этот ваш бригадир явился со всей своей шайкой, собрал виноград на участке у Сабеды и заодно прихватил те три ряда, что правление передало мне.
— Когда — сегодня?
— Сегодня.
— Какой это бригадир?
— Кто же у вас в бригадирах? Реваз Енукашвили.
— Реваз? Что ему-то там понадобилось? Ты просто обознался; наверно, это был Эрмана!
— Да нет, Реваз, сама Сабеда сказала… Так это правда, что его сняли?
— Он еще дешево отделался — с ворами и расхитителями у нас обычно не так поступают.
— Да ведь, говорят, не подтвердилось насчет воровства.
— Кто тебе сказал?
— Все село говорит.
— А больше ничего село не говорит?
— Как же — говорит, будто бы сам председатель его вызволил. Нико, мол, спас Реваза.
— Правду говорят. Не мог я позволить одной вывалявшейся в грязи свинье перепачкать сотню людей. Я доброе имя деревни спасал!
— Что же ты, добрый человек, на мою беду его спас! Подержали бы его под арестом хоть до тех пор, пока я успел бы собрать виноград с моих трех рядов.