Кабинет фей
Шрифт:
— Именно потому, что вы философ, они о вас и думают, — важно заметал приор, давясь со смеху. — Я неимоверно рад узнать, что вы сидели за столом с такими именитыми сотрапезниками. Согласитесь, Катон весьма занятен.
— Не знаю, кто такой Катон [383] , — заметил мещанин, — видно, он не удосужился бывать у меня чаще.
— Но он все равно среди ваших друзей и почитателей, — ответил приор, — а вопрос о вашем жизнеописании они между собой уже решили. Удерживает их только одно: вы чересчур скупы.
383
Катон —
— А кто ж в наше время не скуп? — печально промолвил мещанин. — Пусти я сейчас по ветру все, что нажил, — мне и самому придется пойти по миру с протянутой рукой. Поверьте, господин приор, герои не умеют ни шить, ни прясть, им чужды арифметические чудеса, которые превращают два в четыре, вот поэтому им и приходится беречь то, что они уже имеют.
— Осмотрительность еще никому не вредила, — мудро заметал приор, — и ваши историки обязательно упомянут ее в своих трудах, однако, если речь пойдет о вашей свадьбе, что прикажете им делать? «Как! — воскликнут они в один голос. — Он безумно любил достойнейшую из девиц, но она не обладала большим состоянием и ему пришлось отказаться от брака!» О! Это будет так скверно, что мне становится не по себе от одной только мысли.
— А кто их просит писать обо мне? — спросил Дандинардьер. — Будь у меня непреодолимая нужда в лести, — думаете, я бы уехал из Парижа, где она цветет пышным цветом, чтобы похоронить себя в провинции, где заслугой считается не столько похвала, сколько горькая правда, высказанная в лицо? Мне уже доводилось сносить нечто подобное, и я бы сумел ответить твердо, глядя прямо в глаза, не будь мне так ненавистны ссоры.
— Я понимаю, сударь, — сказал приор, — вам не нравится мое излишнее прямодушие, но никуда не денешься — такой уж я несговорчивый; однако, бесконечно уважая вас, я хотел бы и в вашем лице видеть совершенную натуру. Однако вы ею не станете, если будете упрямствовать на почве скупости…
— Вы, похоже, забыли, — перебил его огорченный мещанин, — про милых дам, которые вас сюда прислали? Сделайте же наконец милость, приведите их сюда, и поговорим о более приятных вещах.
Приор побежал за дамами, ждавшими его с нетерпением. Он с самым серьезным видом передал им содержание небольшой части беседы, не осмелившись, впрочем, посмеяться над нашим коротышкою в присутствии госпожи де Сен-Тома, непременно вставшей бы на его защиту, что сулило новые распри. Вдова и новобрачная проворно поднялись в спальню к Дандинардьеру. Его вид был столь комичным, что расхохотался бы и самый отчаянный угрюмец: нос ободран, щеки побагровели, лицо, и без того круглое, раздулось до невероятных размеров, как будто он долго пыжился, дуя в трубу; и уж совсем нелепо смотрелись на нем тюрбан и броня. Подойдя к нему первой, госпожа дю Руэ склонилась в глубоком реверансе, но, едва взглянув, с удивлением признала в нем своего кузена Кристофле, торговца с улицы Сен-Дени! Одновременно вскрикнув от удивления, они слились в долгом объятии, прошептав друг другу на ухо: «Молчок! Ни слова!», поскольку кузина дю Руэ, как и кузен Кристофле, отнюдь не горела желанием раскрывать свое происхождение перед провинциалами. Напротив, обоим хотелось выдавать себя за знатных господ.
По правде говоря, она уже давно знала, что в голове у ее кузена роятся самые безумные мечты, и как только фортуна стала к нему благосклонна, он решил достичь положения дворянина в пику всем своим родственникам. Но как раз эту-то слабость она и склонна была ему простить, ибо сама отличалась
384
Семь греческих мудрецов — семь наиболее почитаемых философов Древней Греции. Их имена и состав варьировались. Платон (428 или 427–348 или 347 гг. до н. э.) в диалоге «Протагор» упоминает Фалеса Милетского, Питтака Митиленского, Бианта Приенского, Солона Афинского, Клеобула Линдского, Мисона Хенейского и Хилона Спартанского. Разными античными авторами в этот список включались Акусилай, Анаксагор, Анахарсис, Ариотодем, Лас, Леофант, Лин, Орфей, Памфил, Периандр, Пифагор, Ферекид, Эпименид, Эпихарм, Эфор.
Все общество с удивлением обнаружило, что между Дандинардьером и вдовой установилось странное единодушие, они были как будто заодно. Барону сообщили об этом наблюдении, и он разгневался не на шутку, сознавая, что сия дама может навредить свадьбе. Всем своим видом демонстрируя обратное, он, разумеется, стремился показать, что мало интересуется эдакой безделицей, однако мысли его упорно возвращались к желанному браку, и потому при виде их он выказал такую радость, какой они совсем от него не ожидали.
— Конечно, — говорил Дандинардьер, — прежде чем оставить двор, я принял меры предосторожности, дабы скрыть свое неожиданное бегство от самых близких друзей. Я слишком хорошо понимал, что мое отсутствие их расстроит, да и сам страдал от предстоящей разлуки.
— Вы даже не представляете, — подхватила вдова, — каковы были последствия вашего отъезда. Мне известно, что одна из дам, настоящая красотка, глаз не оторвешь, провела весь остаток года, ни разу не надев ни ленточки, ни кружев, ни одного яркого платья.
— О боже, — тихо промолвил Дандинардьер, глубоко вздохнув, — вот бедняжки! Как же я тронут!
— На их лицах застыло выражение траурной скорби, — продолжала вдова, — мужья узнали тому причину и весьма забеспокоились.
— Ой-ой! Да что вы говорите? — воскликнул Дандинардьер. — Я опасаюсь за одну молодую герцогиню с роскошными белокурыми волосами: если я расстроил ее семейное счастье, мое горе будет безутешным. Вы сами, сударыня, недавно уверяли меня, что нам удалось скрыть нашу игру, и никто не смог разгадать тайну наших сердец.
У госпожи де Сен-Тома, слушавшей беседу вертопраха со вдовушкой, терпение наконец истощилось, и она шепнула на ухо виконту:
— Это его-то вы прочите нам в зятья? Разве вы не видите, что он запутался в любовных интригах? Напрасно мы стараемся его образумить, с таким нам не справиться.
— Не стоит так поспешно отказываться, сударыня, — ответил тот, — придворным пристало волочиться за красавицами, однако при этом они отнюдь не любвеобильнее других, — напротив, их сердца остаются холодными. Они владеют в совершенстве наукой страсти нежной, подпускают ахи-вздохи, упрашивают, умоляют, но их любовь от этого крепче не становится.
— Тем хуже для него, сударь, — сказала баронесса, — уж такой-то наверняка нас обманет.
— Нет, сударыня, — возразил виконт, — он рожден при таком дворе, где искренность в почете.
— Так он не из Парижа? — удивилась госпожа де Сен-Тома.
Виконт понял, что попал в затруднительное положение, не зная, как назвать двор торговцев с улицы Сен-Дени, и приготовился к долгим объяснениям, как вдруг вошли барышни де Сен-Тома, которых уже давно желали видеть парижские дамы: они задержались, чтобы подобающе одеться к ужину.