Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
Необычна, рискованна, но и красива жизнь вора. И она бесконечна: ибо уйдет одно поколение, тотчас придет другое. И так будет всегда: без воров, как без попов миру не стоять.
Каин, полюбовавшись на сабли, без всякого сожаления стал колупать из ножен драгоценные каменья. Придя в Ярославль, на судне сабли не оставишь, а расхаживать с саблей по городу и вовсе не придется.
Усмехнулся: прости брат Нечипоренко. Ты отменно помог объегорить генерала Шубина.
На минуту шевельнулась чувство угрызения совести, но затем оно неотвратно угасло, как потухший уголек, ибо
Он не раз сам себе повторял: воровство — не ради воровства, а ради самого д е й с т в и я воровства, полного риска и приключений. Вот для этого, наверное, и жил Каин, не задумываясь, что все в один миг может оборваться.
Через открытую дверь атаманской каюты донесся звучный голос кормчего:
— Навались, навались, ребятушки!
Струг шел против течения, а тут как назло ветер в парус ударил — сильный, напористый и без того затрудняя ход судна, и тогда Митрич приказал убрать паруса.
Бурлаки предложили спустить завозню, высадить их на берег, чтобы пойти бечевой, но кормчий не согласился:
— Судно без груза идет. На веслах справитесь. Навались!
Голос кормчего чем-то напомнил голос мужика Изоськи из деревни Березовки:
— Ну, Каин! Мекали сказку про белого бычка нам сказываешь, а ты и в самом деле вольную грамоту нам привез. Как же тебе удалось нашего барина уговорить?
— Долго рассказывать, мужики. Посулил — выполнил. Каин на ветер слов не бросает… Приказчика хорошо упрятали?
— Камень в мешок и в круговерть [129] Волги.
— Добро. Однако зарубите себе на носу, мужики, что вольную грамоту вам привез не Иван Каин, а Иван Нечипоренко, станичный донской атаман, чей брат спас Шубина в одном из боев с турками. Хорошо запомнили или повторить?
— Запомнили, Иван Нечипоренко. Мы, чай тоже не лаптем щи хлебаем. Однако, хитроват же ты, братец.
— Жизнь заставляет шубу наизнанку выворачивать. Каина вы не видели и не слышали, иначе прощай вольное хлебопашество.
129
Круговерть — водоворот.
— Ты не тревожься, милостивец, коль спросят — скажем, как надо. Волюшка-то всего дороже. Век за казака Ивана будем молиться…
Мужики готовы были повольников на руках носить.
— Может, в чем нужда есть? Так мы последние припасы отдадим. А ну, тащите, мужики, у кого, что осталось.
Страдники, следуя приказу Изоськи, бросились, было, по избам, но Каин остановил их неудержимый порыв.
— Остановитесь! Не бедствуем мужики. А ну, братцы, скинемся на деревеньку.
Самый большой пай выделил Иван, протянув Изоське сто рублевиков, отчего тот даже очумел от невиданного богатства.
— Да тут, ваша милость, не
— Встаньте… Встаньте же я говорю! Мы, чай не баре-государи, а из того же теста. Прощайте, братцы, и дай Бог вам подольше в волюшке пожить…
Придя в каюту, Иван тотчас пригласил к себе Зуба.
— Приметил, что ты всего один рублевик мужикам пожаловал. А глянь на свой пояс. Не сегодня-завтра коконьки подомнет. Ну и скряга же ты. Прости, совсем стал недогадливый. На храм святого Василия Зуба копишь.
Васька осклабился, обнажив щербатый рот.
— Угадал, атаман. На храм святого Василия. На Москве есть один храм в честь Василия Блаженного, скоро будет и другой. То-то ко мне народ повалит. Поди, и царица навестит, а мощи мои в золотую раку положит.
— Не скаль свои гнилые зубы, Васька. Жаден ты пуще меры. Не хотел при мужиках тебя стыдить, чтоб плохо обо всей братве не подумали. Но наказан ты будешь.
— Это почему ж? Дело добровольное, атаман.
— От сердца, Васька, а коль на воровское дело понадобится, треть выложишь. Ступай, видеть тебя не хочу.
Васька с кислым лицом вышел из каюты, а Каин сердито подумал:
«И на кой черт копит? Зачем ему богатство? И все ему мало, мало. В ад с собой не возьмешь. Тьфу!»
Иван налил из штофа чарку вина, выпил (в последнее время он все чаще прикладывался к чарке), а потом с горечью порассудил:
«А ведь все ударились в накопительство. Но для чего, для чего?».
Подумал и сам себе поразился. Никогда еще о ворах он не мыслил с огорчением. Что это с ним? Неужели побасенок Деда наслушался. Тот, всем на удивление, на воровские дела не ходил. Даже Каин пришел в замешательство.
— На кой ляд в ватагу мою подался, Дед?
— В бурлаки.
— Но остальные бурлаки воровством не брезгуют.
— Каждый живет по своим понятиям, атаман, а я — человек православный.
Каин рассмеялся:
— Чудишь, Дед. А мы что, басурмане? Каждый под рубахой носит крест.
— То еще ни о чем не говорит. Воровские людишки твои — богоборцы.
— Ну, ты совсем, Дед, не в те ворота.
— В те, атаман. Православный человек соблюдает Божьи заповеди. Не убий, не укради, не прелюбодействуй, возлюби ближнего. А вы? Даже в церкви не ходите. Кресты напялили, а Бога ни в полушку не чтите. Какие же вы православные?
— Слушай, премудрый пескарь, — забористо прищурился на Земелю Иван. — Ты из нас басурман не делай. Ныне, почитай, едва ли не вся Русь ворует. Дворяне, купцы, судьи, приказные крючки. По-разному грабят. Кто барщиной да оброком, а кто обвесом да мздой, а многие плеткой кусок на стол себе выколачивают. И каждый православным себя считает.
— То — люди не праведные, не лицезреть им царства небесного.
— А ты, выходит, праведник? Божьи заповеди соблюдаешь, иконку при себе носишь. Давай мы тебя в святые занесем. Поставим к мачте, руки распнем, как у Христа, и будем на тебя молиться.