Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
— Стенька — не разбойник, — посуровел лицом Каин. — Это для царицы и бояр он преступник, а для народа избавитель. Не зря ж в его войско десятки тысяч крестьян пришли. Самый обездоленный, притесняемый барами люд. И если бы не подлая измена богатых казаков, Степан Тимофеевич мог бы и Москву захватить. Запомни, Глаша, баре да полицейские чины никогда правду народу не скажут, ибо Степан боролся за хорошего царя, добрую жизнь простолюдинов и праведных судей.
Девушка смотрела на Ивана доверчивыми, широко раскрытыми глазами.
— А я-то ничегошеньки этого и не
— Тятеньке? Пожалуй, и не надо, ибо Стенька Разин купцов не любил, часто отбирал у них добро и раздавал народу. Я ведь, Глаша, ныне тоже купец. Тятенька может такие разговоры и не понять, а посему меня осудить.
— Но ведь вы мне сказали правду, Василий Егорович. Вы-то хоть и купец, но вас бы Стенька не стал грабить.
— Почему, Глаша?
— Вы добрый, не погнушались в крестьянскую сряду облачиться.
— Эх, Глаша, Глаша, прелестная душа, — вздохнул Иван.
Он что-то собирался еще сказать, но его остановили слова девушки.
— А вы гляньте, Василий Егорович, на озеро. Оно всё на виду. Сомовиком именуется.
— Никак в честь сомов?
— Ага. Здесь их много, но выловить не каждому удается. Тятенька мой как-то курицы не пожалел, обжарил и на крючок. Сидел на челне и вдруг сом его так дернул, что тятенька вместе с удилищем в воде оказался.
Девушка звонко рассмеялась, а потом, продолжая весело улыбаться, продолжила:
— Пришел домой весь мокрый и говорит нам с маменькой: уж лучше бы нам курицу самим съесть.
— Забавный случай, Глаша. И все-таки кто-то сома изловил?
— Сама раза три видела. А недавно Егоня сома багром к берегу подтянул. В голову ему угодил. Мужики помогали ему на носилах до избы донести. Страшный, усатый, пудов на шесть [147] . Спина черная, бока зеленые, а брюхо желтое. Голова широченная, с огромной зубатой пастью. Ужас! А глазки, даже представить себе не можете, Василий Егорович. Смешные! Маленькие, маленькие, и лежат они почти на самой губе. У такого-то большого сома.
147
Самые крупные сомы достигают до 20 пудов веса и длиной более 4 метров.
— А ты наблюдательна, Глаша. И все же, надеюсь, что больших сомов не только на удочку ловят.
— Конечно же, Василий Андреевич. Их ловят неводами, баграми и переметами. Весьма бывает добычлив лов на «клоченье».
— И каким же способом?
— Прямо с лодки ручной донной удочкой, коя именуется у нас «лягушкой». В этом случае, Василий Егорович, здесь необходим «клок» — деревянная колотушка с выдолбленной в ней ямкой. Удар этого клока по воде сома очень привлекает. Он подходит к месту лова и хватает лягушку.
— Весьма любопытно. С большим бы удовольствием посмотрел на такой необычный лов.
— Я непременно попрошу тятеньку. У него все для лова имеется, да только силенок маловато. С вами же он смело на челне
— Я подумаю, Глаша. Всякую рыбу едал, но сома никогда.
— Мясо сома очень вкусное и жирное. А все почему? Кормятся гусями, утками да белугой и севрюгой, кои заходят в озеро весной в половодье. Вот и откармливаются. Озеро у нас крупное, на две версты тянется, рыбам здесь приволье.
— Знатное озеро, тихое, вода теплая, так бы и нырнул.
— Да вы что, Василий Андреевич?! Не вздумайте! — почему-то перепугалась девушка. — Сомы не только утками да рыбой питаются. Они весьма прожорливы. Известны случаи, что крупные сомы хватали и топили купающихся людей. Теперь здесь никто не купается. И вы не будете. Хорошо, Василий Егорович?
Девушка с такой искренней озабоченностью посмотрела на Ивана, что у того и вовсе потеплело на душе. И до чего ж эта Глаша целомудренна и непосредственна. Господи, есть же такие чистые светлые люди, словно небесные ангелы, перед коими не хочется быть плохим, тем более жестоким разбойником. И до чего ж Глаша доверчива! Пошла на взгорье совершенно безбоязненно, с незнакомым человеком, который мог бы над ней надругаться и сбросить с крутояра. В другом случае, наверное, Каин так бы и сделал, если бы подле него оказалась какая-нибудь девка из притона, попавшаяся под горячую руку. Непременно сделал, чтобы полюбоваться, как летит с высоченного взгорья маруха, раздираемая камнями и корягами.
Здесь же он превратился в робкого, застенчивого человека, стесняющегося даже прикоснуться к руке прелестной деревенской девчонки, которая поразила его не красотой (немало было красивых девок у Каина), а именно редчайшей чистотой и неподдельной доверчивостью, когда даже самый закоренелый злодей превращается в добродетельного человека.
— Может, вы расстроились, Василий Егорович? — участливо спросила Глаша. — На Ветлуге можно искупаться, а то и в Нелидовских озерах, кои сообщаются с рекой. Там водица тоже теплая.
— Успокойся, милая Глаша… Ты хотела бы иметь золотые сережки?
— Сережки?.. Золотые? У меня есть сережки от покойной бабушки. Простенькие, в сундуке хранятся. Я их как-то примеряла. Их буду скоро носить, а других не надо.
— А может, суженый подарит. Ведь ты, Глаша, очень красивая невеста.
— Не знаю… О суженом я как-то не думала, да и нет их.
— Разве?
— Одни подрастают, взрослые — на разные промыслы подались, а то и в рекрутчине повинность отбывают.
— Такая красна — девица пропадает.
— Пропадает? Да вы что, Василий Егорович? Мне в нашей деревушке быть отрадно.
Иван несколько секунд любовался лицом девушки, а затем осторожно тронул ее за плечо.
— Пора нам, Глаша. Как ни жаль, но мне надо в Варнавино возвращаться.
Глава 20
Кража
После возвращения из деревни, не узнает братва атамана: будто подменили Каина. Ходит молчаливый, задумчивый, даже в трактире чаркой не увлекается.
Роман Кувай как-то не выдержал и осведомился: