Каирская трилогия
Шрифт:
Его отец, о котором он услышал от неё, был совсем не таким, каким он знал его, и даже не таким, о каком ему рассказывал Ясин: инстинктивный, ведущий бурную жизнь, сердце которого не сковано интеллектуальным бременем. И что он по сравнению с отцом? Даже вечерами в четверг, когда он посещает это заведение, он может насладиться «любовью» только вместе с алкоголем, и если бы не хмель, то атмосфера здесь казалась бы ему угрюмой и внушающей мысли о бегстве. Первая ночь, когда судьба забросила его в этот дом, была незабываемой: он впервые увидел эту женщину, и она пригласила его присесть рядом с ней, пока для него не освободится девушка. Когда в разговоре он упомянул своё полное имя, она воскликнула:
Джалила долго глядела на его лицо, пока его сердце не сжалось под этим взглядом. Если бы не правила приличия, она бы непременно выразила своё изумление: откуда это странное сочетание столь огромной головы и этого причудливого носа с румяным круглым лицом его отца?
Затем между ними завязался длинный разговор, из которого Камаль узнал тайную историю своего отца, его отличительные черты и славные поступки, приключения и скрытые качества. «Я не могу прийти в себя от изумления, и всегда колеблюсь между пылающим инстинктом и свежим ветерком суфийского мистицизма!»
Приветствуя её, Камаль сказал:
— Не преувеличивайте, тётя. Я же учитель, а учитель любит делать такие дела осторожно, в тайне. И не забывайте, что будучи на каникулах, я посещаю вас несколько раз в неделю вместо одного раза. Разве я не был у вас позавчера? Я прихожу к вам всякий раз, как…
«Всякий раз, как меня снедает тревога. Именно тревога толкает меня сюда чаще, чем похоть».
— Всякий раз, как что, дорогой?
— Всякий раз, как освобождаюсь от работы…
— Скажи лучше что-нибудь другое. Ох, ну и времена настали! Наши деньги делали из золота, а ваши уже делают из железа и меди. У нас была настоящая, живая музыка из плоти и крови, тогда как у вас — радио. Наши мужчины появились из чресел Адама, тогда как ваши — от Евы. Что вы на это скажите, учитель девочек?
Она затянулась кальяном, затем запела:
Учитель девочек, научи их
Играть на инструментах и петь.
Камаль засмеялся, наклонился к ней и чмокнул в щёку одновременно и ласково, и шутливо. Она воскликнула:
— У тебя колючки, а не усы! Да поможет Аллах Атийе!
— Она же любит колючки…
— Кстати, вчера у нас был клиент-офицер полиции. Я не хвастаюсь. Многие наши клиенты видные господа. Или ты полагаешь, что своими визитами ты даёшь нам подаяние?!
— Госпожа Джалила, вы такая славная [84] …
— Я люблю тебя, когда ты захмелеешь. Хмель выхолащивает из тебя солидность учителя и делает тебя немного более похожим на своего отца. Но лучше скажи мне вот что: ты разве не любишь Атийю?… Она тебя так любит!
«Как могут эти сердца, превратившиеся в камень под действием грубой жизни, вообще любить кого-то?» Но вот какие сердца выпали на его долю, были ли они щедры на любовь или хотели её? Его любила дочка хозяина лавки жареных закусок, но он отверг её любовь. Ещё он любил Аиду, но она отвергла его. Словарь его жизни не ведал об ином значении любви, кроме как боль. Та самая удивительная боль, что разожгла в его душе бурное пламя,
84
Имя Джалила по-арабски означает «Славная», «Благородная», «Величественная».
— Да будет вам сопутствовать крепкое здоровье…
— Она работает в этой сфере после своего развода!
— Слава Богу, кроме которого хвалить за дурное больше некого!..
— Слава Богу в любом случае.
Камаль многозначительно улыбнулся. Джалила поняла, какой смысл он вложил в эту улыбку, и будто бы в знак протеста сказала:
— Ты находишь, что я слишком уж часто воздаю хвалу Богу?.. Эх ты, сын Абд Аль-Джавада. Слушай, у меня нет ни сына, ни дочери, и я сыта этим миром. Прощение дарует только Аллах.
Удивительно, что рассказ этой женщины так часто смешивался с мелодией, внушённой набожностью!..
Камаль принялся украдкой поглядывать на неё, осушив остаток своей рюмки. Чары алкоголя подействовали на него уже с первой же рюмки. Он поймал себя на том, что вспоминает прошлое, найдя в вине возвышенную радость. Как же много радостей бесследно скрылось! В самом начале похоть была для него и восстанием, и победой, но со временем стала приземлённой философией. Затем время и привычка потушили упоение от неё. Часто бывало и так, что он колебался между небом и землёй, до того, как между небом и землёй пролегло сомнение.
Раздался звонок в дверь и вошла Атийя, звонко смеясь и постукивая туфельками.
Такая вся светлая, гибкая, упитанная. Она поцеловала руку хозяйки, бросила весёлый взгляд на две пустые рюмки и шутливо сказала Камалю:
— Ты мне изменил!
Она склонилась к уху хозяйки и что-то прошептала, затем смеясь, поглядела на Камаля и прошла в комнату, что располагалась справа от гостиной. Джалила толкнула его и сказала:
— Вставай, свет очей моих…
Он взял свою феску и проследовал в комнату. Назла тут же возникла на пути, неся в руках поднос с бутылкой, двумя рюмками и лёгкой закуской. Атийя сказала ей:
— Принеси нам две порции шашлыка от Аджати, я голодна!
Он снял с себя пиджак и с облегчением вытянул ноги, затем присел и поглядел на неё, пока она снимала туфли и платье. Затем перед зеркалом оправила на себе сорочку и причесала волосы. Ему нравилось её полное гибкое белое тело. А Аида, интересно, каким телом обладала она? Он часто вспоминал её, но в его воспоминаниях она представала какой-то бесплотной. И даже когда он воссоздавал в памяти её стройность, смуглость и изящество, она представала перед ним как символическая идея. А то, что обычно закрепляется в памяти, вроде таких прелестей, как грудь, ягодицы и бёдра, он не помнил, поскольку чувства его были обращены к другому. Сегодня, если бы какая-нибудь красотка, обладающая и стройностью, и смуглой кожей, и изяществом, показала ему себя во всей красе, он бы не дал ей и двадцати пиастров. Тогда как он мог любить Аиду? И почему память о ней была под надёжной защитой величия и святости, несмотря на его презрение ко всему?!
— Как же жарко, уфф…
— Если нас разберёт от алкоголя, нам будет уже всё равно, жарко там или холодно…
— Не пожирай меня глазами, сними свои очки!
«Разведённая и с детьми, она прячет своё мрачное уныние за буйством. Эти ненасытные ночи высосут из неё женственность и человечность, так что она и сама того не заметит. В её дыхании смешались поддельная страсть и ненависть, а это худшая форма порабощения. Алкоголь потому и является спасением от мучений, а также спасением от мыслей!»