Каирская трилогия
Шрифт:
Ахмад пылко заявил:
— Да пусть они правят. Даже в любом зле есть положительная сторона. Нашему народу лучше, если с ним поступают несправедливо, чем одурманивают властью, которую он любит и которой доверяет, хотя эта власть не выполняет его истинных чаяний. Я уже давно думал над этим, так что даже стал питать больше признательности к тиранам вроде Мухаммада Махмуда и Исмаила Сидки…
Камаль заметил, что Абдуль Муним не принимает участия в разговоре как обычно, и желая привлечь его, спросил:
— А почему бы тебе не высказать своё мнение?
Абдуль Муним
— Позвольте мне сегодня только слушать…
Ясин засмеялся:
— Приободрись, чтобы новорождённый не застал тебя в таком мрачном виде, и не подумал о том, чтобы вернуться туда, где он находился…
С этими словами Ясин сделал движение, как будто собираясь придумать повод, чтобы уйти, не оставшееся незамеченным Камалем: пришло время отправляться в кофейню и провести там весёлый вечер по своему раз и навсегда заведённому распорядку, которому он никогда не изменял. Камаль подумал о том, чтобы удалиться вместе с ним, поскольку не было надобности в его присутствии в доме. Он принялся пристально наблюдать за ним, готовый вскочить с места в любую минуту. Но в этот момент из комнаты Наимы донёсся отчаянный резкий крик, несущий в себе всю глубину человеческих эмоций. За ним последовало ещё несколько таких же резких криков, и все взгляды устремились на дверь спальни. Воцарилась тишина, пока Ибрахим не прошептал в надежде:
— Может быть, это будет последняя схватка, Иншалла…
Но так ли это было на самом деле? Крики следовали один за другим, так что все присутствующие приуныли, а Абдуль Муним даже изменился в лице. Вновь наступила молчаливая пауза, хотя и не надолго. Крики боли возобновились, но теперь уже они были какими-то гулкими, словно извергались из охрипшей гортани или груди, разрушенной агонией. Состояние, в котором пребывал Абдуль Муним, указывало на то, что ему срочно нужно одобрение, и потому Ясин сказал ему:
— Всё, что ты слышишь, обычно происходит при любых сложных родах…
Дрожащим голосом Абдуль Муним спросил:
— Сложных?!.. Сложных?!.. Но почему они сложные?…
Дверь раскрылась; Зануба вышла и закрыла её за собой. Взгляды обратились на неё. Она приблизилась, и встав перед Ясином, сказала:
— Всё в порядке, но акушерка ради пущей предосторожности просит вас послать за доктором, господином Мухаммадом…
Абдуль Муним встал и спросил:
— Без сомнения, её состояние требует его присутствия. Скажите нам, как она?
Зануба произнесла спокойно и уверенно:
— Всё в порядке. И если хотите, чтобы мы были ещё более спокойны, то поспешите привести врача…
Абдуль Муним не стал терять времени и прошёл к себе в комнату, чтобы полностью одеться. Ахмад пошёл за ним, затем оба вышли, чтобы привести доктора. Тут Ясин сказал:
— Что там происходит?
Зануба, на лице которой впервые отразилась тревога, ответила:
— Бедняжка очень утомлена. Да поможет ей Господь.
— А акушерка? Она так ничего и не сказала?
Зануба покорно вымолвила:
— Она сказала лишь, что нужен врач…
Зануба вернулась в комнату, оставив после себя тяжело нависшую тень тревоги…
Ясин
— Этот врач далеко отсюда?
Ответ дал Ибрахим Шаукат:
— В том же здании, что и ваша кофейня в Аль-Атабе, сверху.
Раздался оглушительный крик, и все притихли. Неужели снова вернулись мучительные схватки? И когда же придёт врач? Снова крик, от которого напряжённость лишь возросла. Тут Ясин в ужасе воскликнул:
— Это же крик Аиши!
Все напрягли слух, и признали голос Аиши. Ибрахим встал и постучал в дверь спальни, и когда побледневшая Зануба открыла ему дверь, нетерпеливо спросил:
— Что у вас происходит? Что с госпожой Аишей? Не лучше ли было бы ей покинуть комнату?
Глотая слюну, Зануба произнесла:
— Нет… Положение критическое, господин Ибрахим…
— Что случилось?!
— Она… внезапно… поглядите сами…
Меньше чем за секунду трое мужчин уже стояли у двери, уставившись в комнату. Наима лежала, укрытая одеялом до самой груди. Вокруг её постели были тётка, бабушка и акушерка, а мать стояла посреди комнаты, издали уставившись на дочь разбегающимися глазами, будто она потеряла рассудок. Глаза Наимы были закрыты, а грудь вздымалась и опускалась, словно она утратила контроль над остальным неподвижным телом. Лицо же её было мертвенно бледным. Акушерка закричала:
— Доктора!
Тут и Амина тоже закричала:
— О Боже!
Хадиджа взывала страшным голосом:
— Наима, вернись к нам!
Аиша же не вымолвила ни слова, как будто всё происходящее её не волновало.
Камаль спросил:
— Что здесь происходит?
Его брат также был ошеломлён:
— Что здесь такое?
Но никто не отвечал. «Какие сложные роды!», подумал Камаль. Он перевёл взгляд с Аиши на Ибрахима и Ясина. Сердце его упало. Это могло означать только одно…
Все вместе они вошли в комнату. Это уже не было родильным отделением, иначе бы они просто не стали туда входить. Аиша была в чрезвычайном отчаянии, но никто не обратился к ней ни словом. Наима открыла глаза, которые казались остекленевшими, и пошевелилась, словно желая сесть. Бабушка усадила её и обняла. Девушка только прохрипела и издала глубокий стон. Затем вскрикнула, как будто прося о помощи:
— Мама… Я ухожу… Я ухожу…
И голова её упала на плечо бабушки.
Комнату заполнили крики. Хадиджа колотила себя по щекам; Амина произносила перед лицом внучки свидетельство о том, что Аллах един, и посланник Его Мухаммад; Аиша же глядела из окна, выходившего на Сахарную улицу. Во что вонзился её взгляд? Затем прозвучал её голос, похожий на предсмертный хрип:
— Что же это, Господи? Что же Ты делаешь? За что? Я хочу понять…
Ибрахим Шаукат приблизился и протянул к ней руку, но она нервно оттолкнула его и сказала:
— Не трогайте вы меня. Оставьте меня, оставьте…
Окинув их взглядом, она произнесла:
— Прошу вас, уйдите. Не говорите со мной. Разве ваши слова могут мне чем-то помочь? Не стоит говорить. Как видите, Наима умерла. Она была всем, что оставалось у меня, и больше ничего у меня нет в этом мире. Уйдите, пожалуйста…