Каирская трилогия
Шрифт:
— На, поклюй, воробушек, поработай своими жемчужными зубками… Ты помнишь тот день, когда ты укусил меня за запястье, а я тебя пощекотала… вот так…?
И с этими словами она протянула руку в направлении его подмышки, но он непроизвольно скрестил руки на груди, защищая подмышки, и нервно рассмеялся, как если бы она и впрямь пощекотала его под мышками кончиками пальцев. Затем он закричал:
— Пощади меня, сестрица Мариам!..
Она отстала от него, удивившись его внезапному страху, и спросила:
— Почему у тебя всё тело дрожит от щекотки?… Вот смотри, я совсем не обращаю на это внимания.
И
— А давай-ка я тебя пощекочу, и мы посмотрим тогда!
Она лишь подняла руки над головой, как его пальцы погрузились в её подмышки и он принялся легко и быстро щекотать её, глядя прямо в её чёрные красивые глаза, чтобы уловить первый же признак того, что она не выдержит. Но вскоре вынужден был отвести назад руки, тяжело вздохнув от разочарования и стыда. Она же сопроводила его действия заливистым язвительным смехом и сказала:
— Ну что, убедился, слабый мужчинка?… Не утверждай теперь, что ты мужчина!
Затем, словно вспомнив какое-то важное дело, неожиданно сказала:
— О несчастье ты моё!.. Ты забыл меня поцеловать!.. Разве я не напоминала тебе много раз о том, что нашу встречу должен предварять поцелуй?!
Она приблизила к нему лицо, провела пальцем по его губам и поцеловала в щёку. Мальчик заметил, что шелуха от семечек приклеилась к её щеке, и смущённо снял её кончиками пальцев. А Мариам взяла его за подбородок пальцами левой руки и пару раз поцеловала в губы, а затем с некоторым удивлением спросила:
— Как это ты смог ускользнуть у них из под носа из дома в такой час?!.. Сейчас, должно быть, твоя мама ищет тебя по всему дому.
Ох! Он с головой ушёл в игру, так что почти позабыл о своём послании, из-за которого и пришёл сюда. Её вопрос напомнил ему о его миссии, и он взглянул на неё уже по-иному, так, как будто хотел обязательно докопаться до тайны, которая настолько потрясла его невозмутимого доброго брата. Но он чувствовал, что принёс ей нерадостные вести, и потому мрачно сказал:
— Это Фахми меня послал.
В глазах её появилось какое-то новое выражение, и она пристально посмотрела ему в лицо, с интересом пытаясь увидеть, что же скрывается за этим. Он почувствовал, что атмосфера изменилась, словно они перевернули страницу, и услышал, как она еле слышно спросила:
— Зачем?!..
Ответ его был откровенным, что указывало на то, что он совсем не придавал значения серьёзности вести, что принёс ей, несмотря на присущее ему от природы чувство ответственности.
— Он сказал мне: «Передай ей приветствие и скажи ей, что он попросил у отца разрешения посвататься к ней, но тот не согласился объявить о помолвке, пока его сын не закончит учёбу, и велел ей ждать, когда он закончит учиться».
Она очень внимательно смотрела ему в лицо, а когда он наконец замолчал, опустила глаза, не промолвив ни слова. Их объяла абсолютная тишина, от которой его маленькое сердечко сжалось и страстно хотело раскрыть этот секрет, каким бы он ни был. Он сказал:
— Он заверяет тебя, что получил этот отказ, несмотря на всю свою волю, и что он будет торопить годы, пока не добьётся того, чего хочет.
Не найдя отклика на свои слова, поскольку она не нарушила молчания, он снова попытался со всем своим
— Хочешь, я расскажу тебе, о чём шёл разговор у Фахми с мамой? Они говорили о тебе.
Она спросила полубезразличным тоном:
— Что говорил он, и что — она?
От подобного, хоть и частичного успеха, грудь его стало распирать, и он поведал ей о том, что подслушал под дверью до самого конца. Ему показалось, что она глубоко вздохнула, а затем с тревогой произнесла:
— Твой отец суровый и страшный человек. Таким его все знают.
— Да… Мой отец таков.
В страхе он поднял голову и поглядел на неё, но она будто бы отсутствовала, и он спросил её, помня о том наказе, что дал ему брат:
— Что мне ему передать?
Он засмеялась в нос, затрясла плечами и хотела уже сказать, но замолкла и надолго призадумалась, и тут в глазах её сверкнул хитрый взгляд, и она произнесла:
— Скажи ему, что она не знает, что делать, если к ней придут свататься в течение этого долгого времени, которое ещё ждать и ждать!
Камаль постарался заучить это новое послание даже ещё более усердно, чем то, что дал ему Фахми, и вскоре почувствовал, что его миссия закончена, и положив остатки семечек в карман своего джильбаба, протянув ей руку на прощание. Затем он скатился с кровати на пол и вышел из комнаты.
22
Аиша, с большим восхищением глядевшая на себя в зеркало, казалось, спрашивала, какая ещё девушка в их квартале имеет такие же золотые локоны и такие же синие глаза?! Ясин открыто превозносил её, а Фахми, если говорил с ней о том, о сём, не преминул восхититься ею, и даже малыш Камаль пил воду из графина только в том месте, что было смочено её слюной. А мать баловала и ласкала её, называя «Луной», хоть и переживала из-за её худобы и тонкосочности, что побудило Умм Ханафи составить руководство по её откорму. Но Аиша, по-видимому, лучше всех остальных знала и о своей блестящей красоте, о чём свидетельствовала её преувеличенная забота о себе. Эту чрезмерную заботу Хадиджа не оставляла без комментариев. Упрёк и насмешка следовали не потому, что сестра примирялась с ними, нисколько не заботясь о том, а по правде говоря, Хадиджа первая унаследовала от матери её опрятность и изящество, и замечала обычно, как сестра то и дело чешет волосы или подправляет что-то в своей внешности, даже до того, как приступить к домашним заботам, будто её красота не в состоянии выдержать и часа без заботы и ухода.
Однако на самом же деле вовсе не забота о собственной красоте объясняла то, что она стала прихорашиваться прежде времени, а то, что каждый день мужчины из их семьи уходили каждый по своим делам, а она спешила в гостиную и приоткрывала ставни окна, что выходило на улицу Байн аль-Касрайн, так что оставалась тонкая полоска, за которой она становилась и устремляла взгляд на дорогу. Волнение от ожидания нарастало в ней; в смущении она окидывала взглядом пространство от султанских бань до дороги на Байн аль-Касрайн, и юное сердечко её трепетало, пока наконец вдали не замечало «суженого» в военной форме и с двумя звёздами, сияющими на погонах, который сворачивал с квартала Харнафиш и шагал в сторону её дома.