Каирская трилогия
Шрифт:
Вот и сейчас он осторожно поднял глаза, не поднимая головы, и приблизился к дому. На лице его мелькнула лёгкая улыбка — сердцу это понятнее, чем чувствам — она была подобна тонкому серпику луны в первую ночь, а затем он исчез под машрабийей, а она поспешно подошла к последнему окну в комнате, что выходило на квартал Ан-Нахасин, чтобы продолжать следить за ним уже оттуда. Но каков же был её ужас, когда она увидела Хадиджу, севшую на диван посреди двух окон, и смотревшую на дорогу поверх её головы!..
Она, ахая и охая, отскочила от неё, и зрачки её при этом расширились от ужаса при мысли о скандале. Аишу словно пригвоздило к тому месту, на котором она стояла… Когда и как она вошла сюда?! И как уселась на диван, раз
— Ты, старушка, меня напугала!..
Хадиджа не высказала на это никакой реакции, и так и продолжала сидеть на диване, уставившись на дорогу через щель приоткрытого окна… Затем она произнесла язвительным тоном:
— Я тебя напугала?… Да смилуется над тобой Аллах!.. Не неси чепуху!..
Аиша в гневе и отчаянии закусила губы, отойдя немного в сторону, подальше с глаз её, и спокойно сказала:
— Я внезапно увидела у себя над головой тебя, даже не почувствовав, как ты вошла в комнату. Почему ты прокрадываешься тайком?
Хадиджа спрыгнула на пол, затем села снова на диван и с насмешливой апатией сказала:
— Извини, сестрица. В следующий раз я привяжу к щиколотке колокольчик, словно пожарная машина с сигнализацией, чтобы ты могла заметить моё присутствие и не бояться.
— Вешать колокольчик необязательно. Достаточно будет, если ты будешь ходить как и все люди. Но, видимо, если ты стояла у окна, я имею в виду, за этой щелью, то ты полностью погрузилась в это занятие и утратила бдительность, не заметив, что происходит вокруг тебя. И ты не такая, как все люди.
Сестра запыхтела и проворчала:
— Вот всегда ты так.
Хадиджа снова ненадолго замолчала, затем перевела глаза со своей жертвы в сторону и вскинула брови, как будто задумавшись над какой-то трудной задачей. После этого, с притворным выражением радости на лице, словно найдя удачное решение, сказала, обращаясь сама к себе, но на этот раз уже не глядя на сестру:
— Так вот почему она всё время напевает: «О тот, кто носит красную ленту. Ты пленил меня, смилуйся надо мной, не смущай меня»… Из добрых намерений полагала я, что это невинная песенка, просто ради развлечения!
Сердце девушки затрепетало от ужаса: вот и случилось то, чего она больше всего боялась, и теперь бесполезно уже цепляться за ложные иллюзии, что она в безопасности и ничто ей не грозит. Её охватило волнение, поколебавшее уверенность в себе. Она уже готова была разрыдаться, но само отчаяние подтолкнуло её к тому, чтобы рискнуть и встать на свою защиту. Стараясь скрыть следы своего волнения, она многозначительно воскликнула:
— Что за непонятные слова такие ты говоришь?!
Но Хадиджа, казалось, даже не слышала её выпада, и продолжала говорить, обращаясь к себе самой:
— И именно из-за этого ты подкрашиваешься рано утром! Всякий раз, как я себя спрашивала, разумно ли, чтобы девушка так наряжалась для того, чтоб подметать, стирать и вытрясать ковры?! Но куда там — подметать, куда там — стирать, и куда там — трясти ковры! Бедняжка Хадиджа, простофилей ты живёшь, простофилей и помрёшь. Ты и подметай, ты и стирай, и не наряжайся ни до уборки, ни после. Да и для чего тебе наряжаться, несчастная? Гляди через оконную щёлку с сегодняшнего дня и до завтрашнего, да разве обратит на тебя внимание широкоплечий военный!
Аиша нервно и тревожно воскликнула:
— Как тебе не стыдно, как не стыдно…
— Хадиджа вправе. Она не может понять это искусство своим тёмным умом. Голубые глазки,
— Хадиджа, ты заблуждаешься. Я всего лишь смотрела на дорогу, а не чтобы заглядываться на кого-то, или чтобы меня увидели.
Хадиджа развернулась к ней лицом, будто впервые заметив протест сестры, и словно оправдываясь, спросила:
— Ты это мне, Шушу?! Извини, я тут задумалась об одной важной вещи. Скажешь, что хотела, но чуть позже…
И она снова задумчиво качнула головой, обращаясь к себе:
— Тут всё ясно и понятно. Но в чём ты-то виноват, господин Ахмад Абд Аль-Джавад? Жаль мне тебя, благородный господин, ну-ка погляди на свою дочь, на венец твой, господин!
Услышав имя отца, Аиша чуть дара речи не лишилась, аж волосы на голове её дыбом встали. Голова закружилась, и на ум пришли слова отца, что он сказал матери, яростно отреагировав на желание Фахми посвататься к Мариам: «Скажи мне, он видел её?» и «Не думал я, что мои сыновья могут украдкой смотреть на дочерей и жён соседей!». Если он так думал о сыне, то как же тогда думал о дочери! Сдавленным голосом она закричала:
— Хадиджа, так не годится… Ты заблуждаешься…Ты заблуждаешься…
Но Хадиджа продолжала говорить, не поворачиваясь к ней:
— Ну посмотрим, любовь ли это?! Возможно ли это? Разве о ней не говорили: «Любовь — радость в моём сердце… пусть я даже отправлюсь в Токар» [34] ?
— Ну что ж, интересно, что это за Токар будет. Может быть, он будет в Нахасине, да нет, наверняка это случится в доме господина Ахмада Абд Аль-Джавада.
— Я больше не выдержу этих слов… Смилуйся надо мной, уйми уже свой язык… О Боже!.. Почему ты не веришь мне?
34
Токар — городок в Судане, где произошло одно из сражений махдистов в 1884 году. Религиозный лидер Мухаммад Ахмад (Мухаммед ибн Абдаллах) в 1881 году объявил себя «Махди» (Мессией) и возглавил восстание против турецко-египетского чиновничества. Он попытался объединить племена западного и центрального Судана. Генерал-губернатор Судана Рауф-Паша (египтянин) не воспринял всерьёз информацию о «Махди» и отправил на подавление бунта всего две роты солдат. Рауф-Паша, не сделав никаких выводов, направил на подавление восстания 4 тысячи бойцов под командованием Юсефа-Паши. Победа над Юсефом-Пашой вызвала всеобщее восстание. Теперь всё население Судана признало Мухаммада «Махди», и власть Египта была свергнута. Потеря Египтом Судана, а также некоторые разногласия с Великобританией стали причиной военного конфликта между ними. Египет ставил свои условия о прохождении Суэцкого канала британскими кораблями, которые, естественно, не устраивали британскую королеву. Довольно быстро Египет был оккупирован, и превратился в английский протекторат. В январе 1884 года многочисленные толпы дервишей под начальством Османа Дигмы осадили Токар и Синкат. Бекер-паша вошёл в устье реки Барки, в гавань Тринкатат, чтобы освободить Токар, стоящий в 21 км от устья, но на пути, у колодца Эль-Теб, наткнулся на неприятеля, втрое превосходившего его силами, и потерял 2/3 своего войска и почти всю артиллерию. Тогда команду над всеми англо-египетскими войсками принял генерал Грахам и с 4 тыс. солдат пошёл на врага, успевшего взять Токар и Синкат; неприятель укрепился возле того же источника Эль-Теб и поджидал англичан и египтян, имея 10-тысячное войско. Грахам напал на Османа Дигму, разбил его, отбил потерянную 4 февраля артиллерию; и арабы потеряли целую треть войска. Токар был взят англо-египетскими войсками, но через неделю Грахам его покинул. Отсюда и выражение «Отправиться в Токар» стало означать (для египтян) «очень плохо кончить».