Каирская трилогия
Шрифт:
Ридван пробормотал:
— Ну и ситуация!
— Я дал себе отвод по этому делу без каких-либо колебаний!
Ридван и Хилми высказали восхищение, а Мехран возразил:
— И все его усилия, значит, пропали даром?!
Паша, не обратив внимания на замечание Мехрана, продолжал:
— Но это ещё не всё. Я порвал с ним из презрения к его скверному характеру. Да, если у человека отсутствует нравственность, он ничего не стоит. Не англичане самые умные люди. Французы и итальянцы умнее их, однако они господствуют благодаря своей морали, а значит, господствуют над всем миром! Вот
Али Мехран со смехом спросил его:
— Я так понимаю, что вы держали меня при себе потому, что я обладаю нравственностью?
Отмахнувшись от него рукой, паша сказал:
— Нравственность может быть разной. От судьи требуется, чтобы он был добродетельным и справедливым, министр должен обладать чувством долга и ответственностью перед обществом, а друг — искренним и верным. А ты, без сомнения, буян и хам в большинстве случаев, однако честный и…
— Надеюсь, что лицо моё покрылось румянцем смущения!
— Аллах не налагает на душу больше того, что она может вынести!.. На самом деле мне довольно и того хорошего, что есть в тебе. И к тому же ты ещё муж и отец, а это ещё одна добродетель. Счастье могут по-настоящему ценить только те, которые страдают из-за тишины в доме. Поселившаяся в доме тишина — это одно из мучений в старости!
Ридван неодобрительно заметил:
— Я думал, что старость это любовь к покою и тишине.
— Представления молодых людей о старости — это заблуждение. Представления стариков о молодости — это сожаления. Скажи-ка мне, Ридван, что ты думаешь о браке?
Ридван нахмурился и ответил:
— Я вам уже говорил это раньше, паша.
— И нет надежды, что ты передумаешь?
— Не думаю.
— Почему?
Ридван немного поколебался и сказал:
— Удивительно, но я даже и не знаю. Но женщина кажется мне созданием, вызывающим отвращение!
В увядших глазах появился грустный взгляд:
— Какая жалость! Разве ты не видишь, что даже Мехран — и тот муж и отец? И твой друг Хилми тоже сторонник брака? Мне вдвойне жаль — не только тебя, но и себя, потому что часто меня озадачивало то, что я читал и слышал о красоте женщины, хотя и держал своё мнение при себе из уважения к памяти матери. Я очень сильно её любил. Она отдала Богу душу у меня на руках, когда мои слёзы капали на её лоб и щёки. Как бы я хотел, Ридван, чтобы ты смог преодолеть все свои проблемы…
Ридван рассеянно и задумчиво сказал:
— Человек может прожить и без женщины… Это не проблема!
— Человек может прожить и без женщины, но в этом-то и проблема! Ты можешь не обращать внимания на то, о чём спросят другие, но как насчёт тебя самого? Возможно, ты скажешь, что женщина вызывает у тебя отвращение, но почему же она не вызывает отвращения у других? Ты ощущаешь, что ты сродни неизлечимой болезни и сторонишься всего мира. Но это худший компаньон одиночества. Может быть, после тебе будет стыдно того, что ты вынужденно продолжаешь презираешь женщин.
Али Мехран в отчаянии фыркнул и сказал:
— Я мечтал о приятном вечере, достойном прощания!
Абдуррахим-паша засмеялся и спросил:
— Но это же прощание с паломником!.. Что ты вообще знаешь о прощании
— Я провожу вас с молитвой и встречу с розовощёкими и прекрасными, и тогда посмотрим, что вы будете делать!
Паша ударил рукой об руку и засмеялся:
— Предаю себя в руки Всемогущего Аллаха!
51
На пересечении улиц Шариф и Каср Ан-Нил перед кафе «Ритц» Камаль неожиданно столкнулся с Хусейном Шаддадом! Оба остановились и уставились друг на друга. Камаль воскликнул:
— Хусейн!
Тот в свою очередь тоже воскликнул:
— Камаль!
Они обменялись тёплым рукопожатием и радостно засмеялись.
— Какая приятная неожиданность после стольких лет!
— Сколько лет, сколько зим!.. Ты так сильно изменился, Камаль. Но не буду забегать вперёд, возможно, я только преувеличиваю! Фигура та же, как и в целом внешний вид. Но откуда эти солидные усы?!.. И эти классические очки и трость!.. И эта феска, которую уже никто, кроме тебя, не носит?!..
— Ты тоже сильно изменился!.. Располнел даже больше, чем я мог себе представить. Это в духе парижских традиций?.. Где тот Хусейн, которого я знал?!
— А где тот Париж?.. Где Гитлер и Муссолини?.. Что с нами стало? Я направлялся в «Ритц» выпить стакан чаю. Не возражаешь, чтобы посидеть немного вместе?
— С превеликим удовольствием…
Они вошли в «Ритц» и уселись за столик у окна, выходящего на улицу. Хусейн Шаддад заказал чай, а Камаль кофе. Затем они вновь с улыбкой принялись рассматривать друг друга. Хусейн стал намного крупнее и вширь, и ввысь. Но интересно, что он делал в жизни? Странствовал ли по миру, как когда-то хотел? Но несмотря на улыбку в его глазах, в них отражался грубый взгляд, словно сменивший детский период, что был в них до того. Прошёл уже год с момента встречи Камаля с Будур на улице Фуада Первого. За это время он оправился от любовного рецидива, и всё семейство Шаддад отступило в дальний угол забвения. Появление же Хусейна пробудило его душу от дремоты. Прошлое вновь предстало перед ним, словно распространяя все те радости и боль.
— Когда ты вернулся из-за границы?
— Почти год назад…
«И ты совсем не делал попыток встретиться со мной?! Но в чём можно тебя упрекнуть, если я сам забыл тебя и уже давно окончил нашу дружбу?!»
— Если бы я знал, что ты вернулся в Египет, то примчался бы увидеть тебя!
По лицу Хусейна не было заметно, что от слов Камаля его охватила неловкость или смущение. Он просто ответил:
— Когда я вернулся, я обнаружил, что меня ждали проблемы. Разве тебя не достигли известия о нас?
Лицо Камаля омрачилось, и он коротко с сожалением произнёс:
— Да, через нашего друга Исмаила Латифа.
— Он уехал в Ирак два года назад, как мне рассказывала мать… Словом, по возвращении меня ожидало множество проблем, я уже говорил тебе. И потом мне пришлось работать, и я работаю днём и ночью!
Это был Хусейн Шаддад 1944 года разлива! Тот самый, что считал работу преступлением против человечества. Неужели это прошлое существовало? Вероятно, единственным свидетельством тому был стук его собственного сердца.