Как на духу
Шрифт:
дил из зала в зал. Вдруг я увидал на одном прилавке бесхозную
книгу. Кругом не было ни души, видимо, кто-то ее случайно
там оставил. С бьющимся сердцем я схватил книгу, сунул
под рубашку и вышел из магазина. Умеряя шаг дрожавшими
ногами я отправился домой и счастливо туда добрался. Ника-
ких моральных страданий я не испытывал, а только радость
от обладания этим книжным сокровищем.
Летом, в период больших каникул, я обычно уезжал
к своей
и серийные детективы, которыми увлекались мои двоюродные
братья, – книги о Нате Пинкертоне и им подобная дребедень.
Но и ее я поглощал в несметном количестве. Впрочем, попада-
лись и стоящие произведения, например, книга Василия Грос-
смана под названием «Степан Кольчугин».
Кроме книг, были, разумеется, и другие развлечения. Я был
страстным поклонником театра и кино, которые в то время
переживали несомненный подъем. И то, и другое было рядом
с домом, да и цены были подходящие, поскольку я не помню
затруднений по этому поводу. Кинотеатр «Правда» распо-
лагался в трех минутах ходьбы от дома, и я был его постоян-
ным посетителем. Фильмов выпускалось мало, выход каждого
из них обычно вызывал невероятную шумиху в газетах и по
радио, так что я смог посмотреть все выходившие на экран кар-
тины. Большинство из них легли в душу: и «Веселые ребята», и «Цирк», и «Семья Оппенгейм», и, конечно, «Остров сокро-
1. Детство 17
вищ», который я посмотрел несколько раз. Запоминалась
и музыка к фильмам; каждая песня сопровождалась особой
ложившейся на слух мелодией, чего не скажешь о теперешних
так называемых хитах.
Рядом с домом находился и один из самых успешных
в те годы драматических театров страны. Он назывался тогда
«Ленинградский академический Большой драматический театр
имени М. Горького», а сегодня ему присвоено имя Товстоно-
гова.Мамастараласьводитьменяв оперу,но яявнопредпочитал
драму и был частым посетителем БДТ. Его ведущих актеров —
В. Я. Софронова, В. П. Полицеймако, О. Г. Казико и других —
я с нежностью вспоминаю до сих пор. Там ставились пьесы
Шекспира, Ибсена и других великих; все они становились для
меня событиями и формировали мое мировоззрение.
Любовь к театру имела некоторые довольно любопытные
продолжения в моей жизни. Мама очень хотела приобщить
меня к музыке и записала в районную музыкальную школу.
Я проваландался там несколько несчастных для меня лет, так
как никаких музыкальных данных у меня не
я туда как на каторгу, имел дневник, в котором отмечались мои
успехи, вернее, неуспехи. За каждую двойку я лишался права
посещать в очередное воскресенье театр. Тогда мы с Лёшей
аккуратно исправляли двойку на тройку, и я получал право
купить за мамины деньги билет на поход в театр. Затем, перед
следующим уроком музыки, мы исправляли тройку на двойку
и так продолжалось до момента, пока вместо отметки в днев-
нике появлялась дыра. Я получал взбучку, но несколько раз я
смог сходить таким образом в театр.
Ходиляне тольков горьковскийтеатр,но такжев ТЮЗ(Театр
Юного Зрителя), в нынешний Театр Комедии, что на Невском
над Елисеевским магазином, и в иные театры. Любовь к театрам
была постоянной до выезда из Союза в Израиль, и совершенно
прекратилась в Израиле. То ли возник языковой барьер, то ли
характер игры и содержание постановок на соответствовали
моим ожиданиям, то ли это было возрастным явлением, но дан-
ный печальный факт я не могу не отметить.
Мое нелепое музыкальное прошлое имело еще одно след-
ствие. Мама в расчете на мои будущие успехи купила мне пиа-
18
Соломоник А.Б. Как на духу
нино. Она годами копила деньги на эту покупку и, наконец, свершилось. Ей удалось купить прелестный экземпляр Бек-
кера, но я им не воспользовался. Пианино простояло беззвучно
всю войну, потом все годы до нашей эмиграции. Вывезти его
нам не дали – Беккер попал в список невыездных. Нам при-
шлось продать его и купить вместо него рояль. Уже в Израиле
рояль был приведен в действие моим талантливым внуком
и используется им до сих пор. Так что доброе дело обычно при-
носит свои плоды, хотя иногда и не сразу.
Теперь о внутренних событиях в нашей маленькой семье.
Как я уже писал, мы в Ленинграде жили с одним из мами-
ных братьев, моим дядей Гришей (в оригинале – Гиршем; на идише Hirsh означает «олень»). Странно, но я абсолютно
не помню его визуально. Он отчетливо присутствовал на пери-
ферии моей жизни, но никак на нее не влиял. Помню лишь
один пронзительный случай. Дядя сидел за столом с каким-то
гостем, и они пили водку. Я поинтересовался, что такое они
пьют. Дядя налил в стакан несколько капель и предложил
попробовать. Мне тогда было лет девять или десять. Я прогло-
тил налитое, закашлялся и выскочил из-за стола. Дядя и гость
засмеялись, но мне было не до смеха. Долго еще я испытывал