Как приручить Обскура
Шрифт:
Его жизнь теперь будет обеспечена, даже если Грейвза не будет рядом. Несмотря на то, что в Америке он считался преступником, частная собственность есть частная собственность. Какой бы разгром Валентайн не учинил тогда во время обыска, не в его силах было уничтожить дом с окнами на Центральный парк или опустошить счета. Пока Персиваль в бегах, они ему недоступны — но если он погибнет, владельцем состояния Грейвзов станет Криденс — а точнее, Артур Уэйнрайт, который чист перед законом, как слеза единорога. Гоблины обеспечат соблюдение всех формальностей. Об этом можно было больше не беспокоиться.
А значит, пора было выбирать время
— Я посижу с тобой немного, а потом уйду спать, — сказал Грейвз, присаживаясь на край широкой кровати Криденса. — Сегодня ты был удивительным молодцом.
Тот выглядел притихшим. Выполз рукой из-под одеяла, взялся за пальцы. Грейвз посмотрел на тёмную стену с облаками и журавлями за изголовьем — он уже начал к ним привыкать, и они больше не казались ему слишком пёстрыми.
— Я хочу быть таким умным, чтобы вы не говорили со мной, как с ребёнком, — хрипло сказал Криденс, не глядя на Грейвза. — Я хочу всё уметь. И всё знать. Ходить с вами в театр. И в гости. И во все остальные места.
— Я бы тоже хотел, мой мальчик, — Грейвз положил ему руку на голову, прочесал тяжёлые волосы — Но сейчас на это у нас будет мало времени. Мы сосредоточимся на боевых тренировках. Всё остальное — потом. Когда мы вернёмся.
— Вы верите, что всё получится?..
— Я бы не стал пытаться, если бы не верил.
— Я бы хотел никогда не становиться совершеннолетним, — вздохнул Криденс, поглаживая его по руке. — Чтобы вы всегда… направляли. И учили.
— Я буду делать это до тех пор, пока мне будет чему учить тебя, — сказал Грейвз.
— А есть какая-нибудь магия, чтобы вы точно всегда были рядом, даже когда я вырасту, и меня нечему будет учить?..
— Есть такая магия, — улыбнулся тот и поцеловал его в кончик носа. — Ты.
Криденс смущённо фыркнул, почесал нос об подушку.
— Спокойной ночи, мой хороший, — сказал Грейвз, но Криденс не выпустил его руку.
— Останьтесь сегодня со мной, — попросил он. — Я хочу чувствовать… что вы здесь.
Грейвз искренне хотел отдохнуть. Лечь, может быть, что-нибудь почитать. А может быть, велеть Финли раздобыть одну из этих музыкальных шкатулок фейри и приказать ей играть Бетховена. Лежать и слушать фортепианные сонаты, пока глаза не закроются.
Эта музыка всегда казалась ему прохладной ладонью, опущенной на лоб. Нередко, когда он сидел в ложе с очередной очаровательной спутницей и смотрел на оркестр — он отчётливо помнил, практически видел бегущие по клавишам пальцы Реми. Тот обожал играть. У него был талант, но недостаточный для того, чтобы суметь заработать этим на жизнь для себя и для своей семьи, которая осталась во Франции. Так что он играл для Персиваля, а иногда сажал рядом с собой за рояль и пытался научить этюдам в четыре руки. Выходило скверно, но весело. Хохотали они тогда, глядя друг на друга, куда больше, чем практиковались.
— Хорошо, — сказал Грейвз. — Я переоденусь и вернусь.
Он умылся, всё ещё прислушиваясь к тишине в себе. Разделся.
Как это было странно. Непривычно. Забыто. Ложиться с кем-то в постель не для того, чтобы заняться
Он вернулся к нему с каким-то незатейливым приключенческим романчиком — бульварная литература была его слабостью и настоящей отдушиной после пыльного казённого языка рабочих бумаг. Забрался в постель под пристальным взглядом Криденса, подложил под спину подушку, чтобы удобнее было сидеть. Криденс забрался к нему под руку и улёгся головой на колени, как только Персиваль устроился.
— Не сегодня, мой мальчик, — мягко сказал он, почувствовав на бедре горячие пальцы.
— Почему?.. — искренне удивился тот. Ревниво нахмурился: — Потому что вы встретили… этого человека?..
— Конечно, нет, — Грейвз погладил его по плечу. — Просто я не хочу секса с тобой постоянно. Иногда я могу устать, иногда я могу быть не в настроении. Это ничего не значит.
Криденс вздохнул с явным сожалением, убрал руку.
— Я могу помочь тебе, если хочешь, но на меня сегодня не рассчитывай, — предложил Персиваль.
— Нет, — сказал тот после короткой паузы. — Я не хочу один. Если вы… если вы устали, то я подожду.
Грейвз улыбнулся, опустил книгу на одеяло.
— Уверен?..
— Уверен, — твёрдо сказал Криденс. — А что вы читаете?
— Приключения одного полицейского, который уже много лет безуспешно ловит преступника.
— Почитаете вслух?.. — попросил Криденс, удобнее устраиваясь у него на коленях и подгребая к себе одеяло.
Персиваль улыбнулся и раскрыл книгу на заложенной странице.
— Ругая Жюва за несвоевременное купание в холодной воде, доктор имел в виду взрыв резервуаров, случившийся несколько месяцев назад, — прочёл он. — Тогда казалось, что неуловимый Фантомас одержал окончательную победу. Однако Жюву и его другу Фандору удалось остаться в живых после чудовищной катастрофы. Что же тогда произошло?
Не друзья и не братья (Ньютон Скамандер)
— Надо поговорить, — хмуро сказал Персиваль и оглянулся через плечо. Ньют машинально глянул ему за спину: в вольере по соседству Криденс стоял по колено в воде, высоко подвернув брюки. У него в руках была охапка мокрых бурых водорослей. Тяжёлые ломкие плети свисали к воде, полоскались в ней, как живые. Прибой с шуршанием окатывал пеной босые ноги Криденса, а тот ждал, вытянув шею, нетерпеливо переступал на месте: поднимая фонтаны брызг, к нему по волнам с радостным ржанием летела четвёрка молодых гиппокампов.
Ньют подобрал их в Атлантике, по пути из Нью-Йорка в Саутгемптон. Примерно в то же время на корабле ему на глаза попался Криденс, и он приютил и его. Криденс тогда был затравленным раненым зверьком. Боялся сделать лишнее движение, сказать лишнее слово. Вся его сила воли кончилась после побега из Америки. Он не боялся Ньюта, даже тянулся к нему, но с животными ему было намного проще. Он сдружился с окками и гиппокампами. Сидел с ними на берегу, пока они плескались рядом, даже улыбался, если думал, что его никто не видит. С робким энтузиазмом помогал Ньюту следить за зверинцем — раздавать корм, менять воду, вычёсывать шерсть, чистить перья, проверять зубы и когти, сцеживать яд. Когда Ньют заводил разговор о том, чтобы выйти наружу — мотал головой и прятался.