Как приручить Обскура
Шрифт:
С Ньютом было легко: он говорил тихим голосом и почти никогда не смотрел в глаза. Он разрешил Криденсу жить в деревянном сарайчике, где сушились травы, а на полках стояли разноцветные пузатые склянки и жестяные банки. Ньют приходил, уходил, приносил еду. Он всегда разговаривал с Криденсом, глядя в сторону, будто говорил сам себе.
Потом Криденс подружился с Хоуп — она была смешной и очень красивой. Он подружился с морскими конями, с лунтелятами, с маленьким рунеспуром и даже с ниффлером, который обожал всё блестящее. Потом Криденс начал помогать Ньюту следить за порядком в зверинце, а когда Ньют уходил, он
А потом его нашел мистер Грейвз.
Когда он пришёл за ним, Криденс едва не умер от страха. Ньют успел рассказать ему про злого колдуна Гриндевальда, который украл мистера Грейвза и притворился им так, что никто не мог отличить его от настоящего. И правда, Криденс помнил, что однажды мистера Грейвза как будто подменили. Он стал странным. Чужим и холодным. Приходил ненадолго, задавал странные вопросы, заискивающе смотрел в глаза. Когда он обнимал Криденса, становилось ещё холоднее, и Криденс изводил себя мыслями, что он сделал не так, что мистер Грейвз так изменился.
Когда Ньют рассказал про злого волшебника, Криденс понял, что мистера Грейвза действительно подменили — но где он теперь?.. Что с ним стало?.. А вдруг Гриндевальд убил его?..
Перед сном, стоя на коленях у набитого соломой тюфяка, Криденс молился, чтобы мистер Грейвз оказался жив. Он надеялся, что, если он будет молиться усердно, это поможет. Иногда он даже позволял себе подумать, что его молитвы как-нибудь спасают мистера Грейвза. Он представлял, будто на гладковыбритую щёку ложится тёплый солнечный луч, и всё становится хорошо, и мистер Грейвз поднимает голову, смотрит на облака и тихо говорит: «Криденс…»
Ньют иногда приносил газеты. Или, точнее — он иногда заворачивал в газеты еду, которую приносил с собой — сэндвичи, четвертинки сыра, варёные яйца, сладкие пирожки, яблоки, ветчину. В газетах были зачарованные фотографии, которые двигались, как живые. Однажды Криденс увидел на одном обрывке часть заголовка: «…ит П. Грейвз». Он сразу догадался, что речь идёт о его мистере Грейвзе, но не осмелился развернуть и прочесть дальше — ему было страшно, что «…ит» означало «убит». С тех пор он молился ещё усерднее, иногда даже шёпотом, а не про себя, будто отгонял беду от мистера Грейвза.
А через неделю мистер Грейвз пришёл за ним.
Настоящий мистер Грейвз.
Тот самый мистер Грейвз, который смотрел тёмными глазами в самую душу, который пах горьким табаком и чем-то резким и сладким, который обнимал горячими руками и держал у своей груди, будто Криденс был для него кем-то особенным.
Криденс испугался, что сейчас мистер Грейвз отругает его за то, что Криденс уехал из Нью-Йорка. Может быть, мистер Грейвз искал его, а нашёл только развалины церкви, и очень разозлился? Но мистер Грейвз сказал:
— Посмотри на меня, — и Криденс поднял глаза на мгновение, и не заметил гнева. Хотя он совсем не знал, каким мистер Грейвз бывает, когда сердится. Раньше мистер Грейвз никогда не сердился на него. Раньше мистер Грейвз всегда был к нему добр. Но раньше он не знал, что Криденс — чудовище…
— Я видел тебя последний раз прошлым летом. В начале августа, — спокойно сказал мистер Грейвз, и от его голоса захотелось плакать. Это был настоящий
У мистера Грейвза были такие красивые руки, что хотелось их целовать. На них не было ни одного шрама, у него были аккуратные, блестящие, ровные ногти, на тыльной стороне ладони виднелись тёмные волоски. Когда Криденсу удавалось увидеть запястья под манжетами рубашки, он замечал, что там они росли гуще, и это почему-то волновало его до дрожи в коленях. Мистер Грейвз прикасался к нему своими красивыми руками — поправлял галстук или воротник, мог снять пушинку с тесного истрёпанного пиджака, а ещё он обнимал ими Криденса, привлекал к себе и удерживал, так что у Криденса трепыхалось сердце и темнело в глазах. Криденсу хотелось умереть от стыда каждый раз, когда от листовок на подушечках пальцев мистера Грейвза оставались уродливые грязные пятна. Но мистер Грейвз знал одно заклинание, как избавиться от них. Тергео. Когда Криденс мыл посуду в церкви или скрёб шваброй пол, он твердил его про себя, будто оно могло помочь ему справиться с работой. Будто он умел колдовать так же, как мистер Грейвз. Тергео. Тергео.
— Это был жаркий день. К вечеру у тебя потрескались губы. Я увёл тебя в парк, — сказал мистер Грейвз.
Это был долгий, жаркий день. Криденс провёл на солнце пять часов, у него подгибались ноги и кружилась голова от слабости, он вспотел и устал, но у него оставалась почти половина листовок, и поэтому он продолжал стоять. Мистер Грейвз остановился рядом с ним. Взял одну листовку. Затем вторую, которую Криденс машинально протянул следом. Потом забрал всю пачку — всё, что оставалось.
— Ты давно здесь стоишь?.. — тихо спросил мистер Грейвз. Он никогда не здоровался с Криденсом и никогда не прощался, и Криденс радовался этому, будто это означало, что они не расставались, когда мистер Грейвз уходил.
Мистер Грейвз приложил ладонь к его лбу и сказал:
— У тебя жар. Тебе нужно в тень.
Он взял Криденса за запястье и увёл за собой в парк. Криденс шёл за ним, и сердце прыгало у него в груди до самого горла, от волнения его даже подташнивало. Ещё ему ужасно хотелось пить, в пиджаке было тесно, на спине и в подмышках всё намокло от пота, шея чесалась от тугого воротничка. Криденс шёл за мистером Грейвзом, опустив голову, и старался очень незаметно, чтобы никому не помешать, смотреть по сторонам.
Здесь по широким ровным дорожкам гуляли люди в красивой одежде, с зонтами от солнца и коротколапыми собачками на поводках. Тут были зеркально гладкие пруды, тихие и звонкие ручьи, а над ними — уединённые мостики. Тут были фонтаны, и ветер сдувал с них водяную пыль, освежая лицо, так что Криденс мог вдохнуть поглубже. Тут на него со всех сторон смотрели цветы, а над головой поднимались деревья с резными листьями. Здесь через пруды плавали разноцветные утки и большие белые лебеди. Утки крякали друг на друга, а лебеди шумно хлопали крыльями, вытягивая шею. Здесь было так красиво, что Криденс старался не очень сильно наступать на землю, чтобы случайно не оставить следов.