Как приручить Обскура

Фальк Макс

— Трезоро?.. — спросил тот.

— Я же вам говорил, — с упрёком сказал мистер Эйвери. — Трезоро, мой лабрадор. Совершенная душка. Такой ласковый, такой весёлый… Даже не пытайтесь заставить меня ехать без него, — с внезапной угрозой заявил он. — Трезоро так привязан ко мне, что заболеет, если я оставлю его в Лондоне.

Мистер Лихтенберг пил чай и рассеянно смотрел в окно. Мистер Эйвери смеялся и длинно рассказывал, как Трезоро прячется от грозы под кроватью, как он любит куриные крылышки и какая была умора, когда он сгрыз апельсин вместо мячика.

Криденс слушал

его неприятный голос, замерев на самом краешке стула. Смотрел в нетронутую тарелку, одеревеневшими пальцами держал нож и вилку. Он читал в энциклопедии, которую подарил Персиваль, как инквизиторы пытали колдунов. Кто-то невидимый вот так же пытал его прямо сейчас. Ладони жгло пустотой, как кипятком — не дотронуться, не дотянуться, не встретить руки, плеча. А в груди — наоборот, было тесно, будто кто-то сжал её железными клещами, выдавил воздух, оставив внутри только слёзы, и Криденс давился страхом, кашлял им, но не мог его вытошнить.

Он сам сейчас отхлестал бы себя по ладоням до крови, лишь бы прогнать пустоту. Пусть боль, пусть хоть что-то, пусть что угодно. Пусть скорее придёт письмо, пусть всё начнётся, лишь бы не ожидание, едкое, как кипящее масло. Пусть уже будет опасность, чтобы пришлось что-то делать, но не ждать, не молчать, не сидеть, не бояться.

Нет ни Финли, ни Ньюта, ни Тины — никого нет, он один. Криденс уже даже был готов подойти к мистеру Эйвери и спросить его хоть о собаках, хоть о погоде. Он ненавидел его, всё ещё ненавидел, но лучше смотреть на него и ненавидеть, чем бояться без конца и без края.

Мистер Грейвз не говорил, что будет так страшно. Если бы Криденс знал, как это будет — он бы малодушно упал к его ногам, обнял колени и взмолился остаться, сбежать, поселиться в глухой чаще, в самой глубокой пещере, лишь бы никогда не приходилось бояться так сильно.

Он жалел, что не сохранил ни одной старой газеты, из которой можно было бы вырезать колдографию с мистером Грейвзом. Но тогда, в феврале, Криденс наивно полагал, что мистер Грейвз никогда его не оставит. Он ведь обещал.

Но оставил. Оставил!

Почему нельзя было жить тихо, в Гленгори? В том доме с садом и двумя спальнями через стену, с завтраками за одним столом, шахматами, разговорами, поцелуями? Почему нельзя было остаться счастливыми там? Персиваль столько сделал для магического мира, пусть теперь это делает кто-то другой! Кто-то, кто не брал к себе Криденса, не обещал заботиться о нём, не целовал его на ночь и не говорил никаких ласковых слов.

Криденс ненавидел себя за эту обиду. За эту злость на то, что мистер Грейвз был таким смелым. Он не знал, как остановить эти мысли, не знал, чем наказать себя за них.

Это несправедливо! — мысленно закричал он, сжав кулаки. — Я заслужил мистера Грейвза! Он мой!

Нет, это — неблагодарно, — сказал ему внутренний голос, похожий на голос мистера Грейвза, сказал так отчётливо, что Криденс замер. — Это неблагодарно. Он столько сделал для тебя. Столько дал тебе. А тебе всё мало, ты жадничаешь, Криденс, ты ничего не хочешь отдать взамен. Думаешь о себе. А он думает — о вас. Легко быть смелым, когда не страшно. Ты же сам говорил, что

рисковал бы ради него. Сам же обещал: «я хочу вернуть вам вашу жизнь». Ну так вот, Криденс, вот оно. Будь сильным. Будь сильным ради него. Ты никогда до конца его не узнаешь, если он не вернётся в Нью-Йорк. Он… потухнет. Ты хотел ждать его, когда он возвращается домой. Ты хотел быть полезным. Будь полезным. Возьми себя в руки. Дождись известия. Отправляйся к Гриндевальду, делай всё, как вы решили, помоги, ты ведь сам сказал, ты хочешь, чтобы Персиваль был счастлив.

Вежливый официант в белой куртке остановился перед Криденсом. Тот поднял глаза, вдруг отчётливо осознав, что ему нечем заплатить за обед. Деньги были у Персиваля, у Криденса в карманах сейчас нашлась бы только какая-то мелочь.

Что теперь делать? Наверное, хорошо, что он не притронулся к еде? Можно ещё извиниться и попросить отправить всё обратно на кухню?..

— Мистер Эйвери за столиком у окна просил передать вам, — официант переставил со своего подноса на стол круглобокий низкий стакан.

— Что это? — спросил Криденс.

— Виски с содовой, сэр, — официант ловко сунул поднос подмышку. — Мистер Эйвери также просил сообщить, что ваш счёт оплачен.

Криденс растерянно поднял глаза, встретил взгляд Талиесина. Тот сейчас был один — мистер Лихтенберг, видимо, отошёл. Талиесин, хмурый и заметно поблёкший, показал глазами на туалетную комнату.

Криденс залпом, в несколько крупных глотков, выпил холодный виски и встал. Шатнулся, на непослушных ногах дошёл до двери. Ударился кулаком, слишком сильно толкнув её. Робкая надежда, что Персиваль всё-таки просто задержался, растаяла, когда он увидел просторное пустое помещение с рядами открытых кабинок и писсуарами. Здесь резко пахло лавандой. Мраморная столешница с фаянсовыми раковинами блестела, как мокрая. Белый мрамор — Персиваль когда-то рассказывал. Криденс почувствовал резь в животе, будто жаба пырнула его ножом изнутри, горло перехватило удушьем.

Рука легла ему на плечо, он шарахнулся, развернулся.

— Артур, — тихо сказал мистер Эйвери, шагнув к нему, — у меня две минуты.

— Что вам надо? — зло и сипло спросил Криденс. Слёзы вскипели у него на глазах, глотку саднило, как от ангины.

Это он, он был во всём виноват! Криденсу всё вдруг стало ясно, отчётливо, просто. Если бы мистер Эйвери не пригласил Персиваля в театр, Криденс бы не разозлился на него. Если бы Криденс не разозлился, не выпустил обскура, Гриндевальд ничего не узнал бы о нём. Никто не узнал бы! Персиваль был бы сейчас в безопасности! Был бы рядом!

— Артур, — быстро сказал мистер Эйвери, — я знаю, между нами есть разногласия, но давай на время забудем… Нам нельзя сейчас ссориться. Это навредит нашему плану и мистеру Грейвзу. Ты же знаешь, сколько от нас зависит.

Криденс враждебно смотрел на него, плотно сжав губы.

— Я с вами не ссорюсь, — процедил он.

— Мы должны доверять друг другу. Скажи, что я могу рассчитывать на тебя, и ты не наделаешь глупостей.

— Я хотел вас убить, — вдруг выпалил Криденс.

Мистер Эйвери неожиданно улыбнулся.